Лейденская красавица - [54]

Веселое, улыбающееся лицо Фоя сделалось вдруг серьезно.

– Мне досадно за свои слова, – сказал он, – но старая Мег, кроме шпионства, занимается еще кое-чем другим, и у Адриана были с ней дела, которые меня не касаются. Но раз я сказал, я не могу взять своих слов обратно. Решите сами, кому из нас можно верить…

– Нет, Фой, не ставь вопроса так, – вступился Арентс, – тут, без сомнения, ошибка. Я уже раньше говорил тебе, что ты слишком скор на язык.

– Да, и еще многое другое, – отвечал Фой, – и все это правда: я несчастный грешник. Согласен – я ошибся, и должен сознаться, что сказал это только для того, чтобы подразнить Адриана, – добавил он совершенно чистосердечно. – Я никогда не видел, чтобы он разговаривал с Черной Мег. Теперь вы довольны?

Тут Эльза, наблюдавшая за лицом Адриана в то время, как она слушала безыскусственное, но несколько небрежное объяснение Фоя, увидала, что теперь буря готова разразиться.

– Против меня, очевидно, заговор, – сказал Адриан, побледнев от бешенства. – Все сегодня сговорились против меня. Сначала уличные мальчишки подняли меня на смех. Потом мой сокол убился. Затем мне пришлось освободить эту девицу от бродяг. Но разве меня кто-нибудь поблагодарил за это? Никто и не подумал. Вернувшись домой, я увидал, что обо мне настолько забыли, что даже не поставили прибора за столом и, кроме того, еще подняли на смех оказанную мной услугу. Наконец, меня обвиняют во лжи, и кто же! Мой родной брат. Ну, не будь он им, он ответил бы мне с оружием в руках…

– Ах, Адриан, – перебил его Фой, – не глупи. Подумай, прежде чем скажешь что-нибудь, в чем можешь раскаяться.

– Это еще не все, – продолжал Адриан, не обращая внимания на его слова. – Кого я нахожу за этим столом? Достопочтенного хеера Арентса, служителя новой веры. Я протестую. Я сам принадлежу к этой вере, потому что воспитан в ней. Но всем известно, что присутствие такого лица в доме подвергает жизнь всех живущих в нем опасности. Отчим и Фой могут, если им угодно, рисковать собой, но они не имеют права подвергать опасности мать, а также меня, ее старшего сына.

Тут Дирк поднялся с места и, потрепав Адриана по плечу, сказал холодно, но сверкая глазами:

– Выслушай меня. Риск, которому я, мой сын Фой и моя жена – твоя мать – подвергаемся, мы берем на себя сознательно. Тебя это не касается – это наше дело. Но раз ты поднял вопрос, то я скажу тебе, что не имею права подвергать тебя опасности, если твоя вера недостаточно сильна, чтобы поддержать тебя. Видишь ли, ты не сын мне, ты для меня чужой. Но, несмотря на это, я растил и поддерживал тебя с самого дня твоего несчастного рождения. Ты делил с моим сыном все, что я давал вам, не оказывая предпочтения ни одному из вас, и после моей смерти также получил бы свою долю. Теперь же, после сказанного тобой, мне остается сообщить тебе, что мир велик и что, вместо того чтобы жить здесь на мой счет, ты сделаешь лучше, если постараешься пробиться собственными силами вдали от Лейдена.

– Вы бросаете мне в лицо ваши благодеяния и упрекаете меня моим рождением, – прервал его Адриан, не помня себя от бешенства. – Будто я виноват в том, что в моих жилах не течет кровь голландского купца. Если это преступление, то во всяком случае оно совершено не мною, а матерью, которая согласилась…

– Адриан! Адриан! – закричал Фой, пытаясь остановить его, но обезумевший юноша продолжал:

– Которая согласилась быть подругой какого-то благородного испанца, – женой его, насколько мне известно, она никогда не была, – прежде чем стать женой лейденского ремесленника.

У Лизбеты вырвался в эту минуту такой отчаянный стон, что, несмотря на все свое бешенство, Адриан замолчал.

– Стыдно тебе говорить так о матери, родившей тебя, – проговорила мать.

– Да, стыдно тебе! – проговорил Дирк среди наступившей тишины. – Один раз я предупреждал тебя, но теперь уже не стану больше разговаривать.

Он подошел к двери, отворил ее и позвал:

– Мартин, пойди сюда!

Среди тяжелого молчания, прерываемого лишь быстрым дыханием Адриана, дышавшего, как дикий зверь в клетке, послышались тяжелые шаги в коридоре, и Мартин, войдя в комнату, остановился, оглядываясь кругом своими большими голубыми глазами, похожими на глаза изумленного ребенка.

– Что прикажете? – спросил он наконец.

– Мартин Роос, – начал Дирк, знаком отклоняя вмешательство Арентса, приподнявшегося со своего места. – Возьми этого молодого человека, моего пасынка, хеера Адриана, и выведи его, если возможно без насилия, из моего дома. Впредь я запрещаю ему переступать его порог. Ступай, Адриан, завтра ты получишь свои вещи и столько денег, сколько тебе нужно будет, чтобы стать на ноги.

Не рассуждая и не выражая удивления, великан Мартин подступил к Адриану, вытянув руку, как бы намереваясь взять его за плечо.

– Что? – воскликнул Адриан, когда Мартин стал подходить к нему. – Вы вздумали натравить на меня своего бульдога? Так я покажу вам, как дворянин обходится с собаками!..

– Я покажу вам, как дворянин обходится с собаками!..

В его руке сверкнул обнаженный кинжал, и он бросился на фриза. Нападение было так быстро и неожиданно, что исход его, казалось, не вызывал сомнений. Эльза вскрикнула и закрыла глаза, боясь, что она увидит, как кинжал вонзится в горло Мартина. Фой подбежал к последнему. Однако в то же самое мгновение кинжал вылетел из рук Адриана: движением, которое из-за его быстроты невозможно было уловить, Мартин нанес такой удар по руке нападавшего, что тот выпустил оружие, которое, сверкая, пролетело через всю комнату и упало на колени Лизбете. Еще мгновение, и железная рука схватила Адриана за плечо, и он, несмотря на всю свою силу и отчаянное сопротивление, не мог вырваться.