Лев на площади - [3]
Франсуа. Откровенно говоря, господин мэр, я об этом мало думаю. Но если вы меня спрашиваете, я скажу, что хорошо бы получить доллары без американцев.
Вбегает продавщица газет.
Продавщица газет (хрипло кричит). Пари-пресс! Новая волна забастовок! Пари-пресс, шестой выпуск!
Дело (лихорадочно просматривает газету). Но… Это чересчур… Поглядите, Мари-Лу здесь…
Редактор. Да, да, я первый об этом сообщил… В некотором роде сенсация.
Ришар. Но это катастрофа…
Мэр. Все вы впали в мистицизм. Как Мари-Лу может быть здесь, когда ее расстреляли в августе сорок третьего?
Дело. А если ее не расстреляли?
Мэр. Я убежден, что ее расстреляли. Мне рассказывал об этом майор фон Шаубергер.
Редактор (усмехается). Я не знал, что вы разговаривали с фон Шаубергером.
Мэр. Я с ним не разговаривал. Вы великолепно знаете, что я вел себя, как настоящий патриот. Он со мной разговаривал, вот что!.. Кстати, в вашей газете тогда писали, что немцы хорошо сделали, уничтожив «террористку». А ведь Мари-Лу застрелила немца, значит она была патриоткой.
Редактор, Во-первых, это была не моя газета. Моя газета «Фламбо дю миди» не выходила при немцах, выходила «Фламбо дю жур», и я там был только пайщиком. Потом вы великолепно знаете, что я ничего не писал в годы оккупации, кроме заметок о рыбной ловле. У меня есть удостоверение от комиссии по чистке. Я не позволю никому чернить мое имя! Мы все должны были итти на мелкие уступки. Разве кто-нибудь упрекнет господина Дело за то, что он продавал свои ликеры немцам?
Дело. Странное сравнение! Я не писал при немцах даже о рыбной ловле. Я вообще никогда не писал, и теперь я могу сказать, что я этим горжусь. Я спас старую французскую фирму. Я и до немцев был владельцем завода. А вот если взять господина Ришара…
Ришар. Можете брать, у меня спокойная совесть. Вы хотите сказать, что во время оккупации я купил четыре дома на улице Гамбетта? Это знают все. Я продал бошам втридорога бракованные ботинки. Я их надул — это был вполне патриотический поступок. Разве лучше было бы, если бы они надули меня? Все время я был связан с голлистами, и меня смешит, когда господин Дело, который приветствовал маршала Петэна, теперь кидает мне упрек…
Дело. Интересно, кто вам дал розетку «легиона»? — Не Петэн?
Общий шум.
Хозяйка (просыпается). Какой ужас! Мне приснилось, что это атомная бомба.
Мэр. Друзья, зачем вы ссоритесь? Мы все были там и все оттуда вылезли. Все это нервы. Как у Мари… Никто никого не подозревает, я это заявляю, как мэр города. Мы все пережили ужасное время…
Редактор. Я это и говорю, господин Валуа, мы все исстрадались. Я назвал книгу воспоминаний «Дневник мученика». Глупо теперь обвинять друг друга…
Ришар. Святой Фома Аквинский сказал, что нужно уметь помнить и уметь забывать. Именно поэтому я не могу понять, как может господин Дело…
Дело. Не я начал. Когда вы обвиняете старую французскую фирму, это на руку господам коммунистам…
Мэр. Не волнуйтесь, господин Дело, здесь ведь не коммунисты, мы — ваши друзья. Мы все пережили ужасное время. Но если сравнить с теперешним…
Редактор. Да, теперь не легче.
Мэр. Теперь тяжелее. Я, как старый социалист, вправе сказать, что даже при немцах было лучше… (Сдает карты.)
Входит Джемс Лоу. Он у стойки.
Лоу. Виски.
Франсуа. Виски нет.
Лоу. Коньяк. Двойной. (Выпивает коньяк. Садится за столик, заказывает еще рюмку.)
Дело. Понятно, тогда мы могли надеяться. А теперь каждый знает, что сегодня хуже, чем вчера, и завтра будет хуже, чем сегодня. Теперь нам не на что надеяться. Я не знаю, каким образом воскресла ваша Мари-Лу, но одно ясно: если эта фурия в городе, нам действительно конец.
Мэр (смотрит в карты, бормочет.) Не говорите, не говорите. Валет и король, отвратительные карты. Почему не на что надеяться? Америка. Маршалл. Доллары. Бубуль. Отвратительные карты.
Дело. Два валета.
Все бросают карты.
Редактор. Выиграл господин Дело. Франсуа, получайте — я плачу за все.
Дело. Не могу даже насладиться выигрышем: пью настойку на ромашке, а это такая гадость, что я не знаю, зачем я, собственно говоря, ее пью?
Встают.
Вы говорите, что я выиграл? Нет. Выиграли они.
Мэр (в дверях). Это вы о ком?
Дело машет рукой. Они уходят. Входит Бубуль в дождевике. Франсуа несет ей стакан пива.
Франсуа. Добрый вечер, мадемуазель Бубуль.
Бубуль. Что нового, Франсуа?
Франсуа. Отцы города только что отбыли. А из молодых никого не было. Дождь… (Наклоняется к ней.) Вон в том углу нечто новое…
Бубуль. Это что за фрукт?
Франсуа. Ананас. Самый что ни на есть настоящий американец. Разрешите перенести ваш наблюдательный пункт?
Бубуль садится за столик рядом с Лоу. Франсуа переносит туда ее стакан. Она разглядывает Лоу, который не проявляет к ней никакого интереса. В кафе входит новый посетитель, заказывает у стойки рюмку.
Новый посетитель (хозяйке). Как поживаете, госпожа Лево?
Хозяйка (просыпается). Ужасно. Вы читали анкету про атомную бомбу? Я третью ночь не сплю, не помогает даже валерьянка. А коммунисты? Что вы скажете о коммунистах? В газете было, будто Мари-Лу воскресла. Тогда нам крышка… И ко всему этот дождь. Вы видите, как пусто? Я понимаю, что русские это заслужили. Но при чем тут я?
