Лев Гумилев: Судьба и идеи - [42]

Совсем другое дело – 1950-й! Вспоминаю одну деталь: едем с другом-студентом в промерзшем тамбуре поезда на Прибытково – это по Варшавской, недалеко, но тогда очень долго, электричек-то не было... И вот в пустом тамбуре друг шепчет мне на ухо: «А Лёву сегодня посадили!» (Лёва – его приятель, сын ректора ЛГУ А. Вознесенского.) Вот здесь уже был удар по городу, жесткий удар по университету, и отнюдь не словесный, а «лагерный», расстрельный...

Особо «заразным» казался властям, видимо, экономический факультет – детище А. Вознесенского. Профессор В. В. Рейхардт был арестован и погиб в тюрьме. Вернулся, но каким-то сломленным китаист и экономист – профессор В. М. Штейн. Отсидел «свое» и профессор Я. С. Розенфельд. Помнится, еще в 60-х на экономфаке время от времени обсуждали: кто из «своих» сажал?

На филологическом факультете выгнали с работы тишайшего профессора Б. М. Эйхенбаума – исследователя раннего творчества А. Ахматовой (не за это, конечно!). Григория Гуковского сначала просто не пускали в Ленинград, когда ЛГУ возвращался из эвакуации (1944 г.), а потом посадили (1949 г.), и он тоже погиб в тюрьме (1950 г.). На Комаровском кладбище есть могила его второй жены – Зои Владимировны (она тоже сидела, но вернулась), и на этой же плите добавлено: «Памяти Григория Александровича Гуковского 1902–1950».

На историческом факультете, имеющем прямое отношение к нашему герою, посадили брата Григория Гуковского – Матвея. Добрейший и умнейший декан – профессор В. В. Мавродин был исключен из партии и уволен с работы, лишен всяких источников существования и надолго...

В Ленинграде и области работы лишилось 2000 человек, многие из них были репрессированы, некоторые расстреляны. Все это абсолютно несравнимо со «словесной волной» 46-го214.

К чести Анны Андреевны, надо сказать, что она не сломалась после Постановления ЦК и ждановского доклада. Корней Чуковский вспоминает уже в 1954 году: «Седая, спокойная женщина, очень полная, очень простая... О своей катастрофе говорит спокойно, с юмором: «Я была в великой славе, испытала величайшее бесславие – и убедилась, что в сущности это одно и то же»215. Но М. Зощенко был сломлен, сразу и навсегда. Видевший его четырьмя годами позднее А.А. Чуковский вспоминает: «Ни одной прежней черты... Теперь это труп, заколоченный в гроб. Даже странно, что он говорит»216. А.А. отнеслась ко всему, в конечном итоге, с юмором (как бы дико это ни звучало), а М. М. «искренне хотел следовать предложенным ему курсом», что подтверждают его дневники и бумаги»217.

Великая поэтесса не могла тогда понять истинных причин катастрофы. Нам сегодня куда легче, располагая «морем информации» и всем набором мнений. Ей в ту пору казалось, что доминируют какие-то личные мотивы. Согласно одному из объяснений А.А., «Сталин приревновал ее к овациям». В апреле 1946 г., когда Ахматова читала свои стихи в Москве, публика аплодировала стоя. Последняя почесть полагалась только Сталину, а не какой-то поэтессе218. Мелковато и вряд ли докладывалось Вождю.

Второй мотив, приведенный в книге Л. Чуковской: Сталину пришлась не по душе ее дружба с оксфордским профессором И.Берлином, посетившим в 1945 г. Ленинград. В другом месте мемуаров Чуковская даже называет этот мотив главным и отмечает, что в 1956 г. А.А. не встретилась с ним из боязни, считая, что «несчастье с Левой» связано с этой дружбой219.

Здесь какое-то лукавство – эта дружба, видимо, была достаточно тесной, если они общались на «ты», если Исайе Берлину посвящены два ахматовских цикла стихов «Cinque» и «Шиповник цветет» («Сожженная тетрадь»). Ему же, считал кое-кто, посвящены и такие строфы «Поэмы»:

Он не станет мне милым мужем,

Но мы с ним такое заслужим,

Что смутится двадцатый век...

Правда, Э. Герштейн называет его лишь «третьим прототипом образа гостя из будущего», но проф. В. Жирмунский считал, что посвящение поэмы (опущенное при официальном издании) относилось именно к И. Берлину. Кто такой сэр Исайя Берлин? Он родился в 1909 г., окончил элитарную школу Сан-Паули, колледж Корпус Кристи в Оксфорде. В 1938–1950 гг. работал в военной службе Министерства информации Великобритании, в 1941–42 гг. в посольстве Великобритании в США. В разные годы после войны читал лекции в университетах Чикаго, Принстона, в Гарварде, Иерусалиме. В 1957 году получил рыцарское звание220. В 1960–64 гг. – вице-президент Британской Академии наук. Герштейн называла его специалистом по Толстому, Тургеневу, Герцену221.

В 1945 году И. Берлину было всего 36 лет, а А.А. – 56. Реален ли какой-то его роман со стареющей женщиной? И. Берлин, если судить по его воспоминаниям, вряд ли испытывал к А.А. особенные чувства. В 1945 г. он побывал в Ленинграде в Фонтанном доме. Свой визит он описывает безо всяких сантиментов: «По крутой, темной лестнице мы взобрались на верхний этаж, и нас ввели в комнату Ахматовой, бедно обставленную, – я подумал, что, видимо, все из нее было вынесено во время блокады – украдено или же продано; там оставались только маленький стол, три-четыре стула, деревянный сундук, софа и возле не топящейся печи – рисунок Модильяни. Величественная седая дама с белой шалью на плечах медленно поднялась нам навстречу». Начался длинный, неторопливый, сухо-официальный разговор. И. Берлин пишет, что «испытывал неловкость от ее холодноватой, чуть ли не царственной манеры держаться»