Лев Гумилев: Судьба и идеи - [33]

.

2.3. Экспедиционные университеты

Июль 1930 г. – окончание средней школы.

Сентябрь 1930 г. – декабрь 1930 г. – чернорабочий на службе пути и тока.

Декабрь 1930 г. – март 1933 г. – коллектор ЦНИГРИ.

Апрель 1933 – январь 1934 г. – научно-технический сотрудник ГИН АН.

Сентябрь 1934 – март 1938 – студент истфака ЛГУ.

Октябрь 1938... заключенный159.

Л. Гумилев

Понятно, что из этой обстановки (Фонтанного дома и нищей комнаты Акселя) Л.Н. хотелось вырваться, да и работа-то его была достаточно скучной; под «службой пути и тока» скрывалось Парголовское трамвайное депо, куда надо было ехать ни свет ни заря. О первых странствиях по стране говорится в личном деле Л.Н., в записке, составленной им самим – «Список экспедиций, в коих Л. Н. Гумилев участвовал». Но по ней тоже возникают вопросы, ибо за весь «первый ленинградский» период его жизни (до ареста в 1938 г.) поминаются всего-то четыре экспедиции – Крымская (1932, 1933 г.), Манычская археологическая (1935 г.) и Саркельская археологическая (1936 г.). Президент Географического общества СССР академик С. В. Калесник в одной из юбилейных статей о Л.Н. заверял, что юбиляр прошел 21 экспедиционный сезон, а этот академик (я его хорошо знал) перепроверял каждую цифру. Между тем и весь «авторский список» экспедиций Л.Н. с экспедиций за 1932–1962 гг.) насчитывает всего-то 13. Где же раннее знакомство Л.Н. со Средней Азией, где работа малярийным разведчиком в Таджикистане? Они точно были. Почему тогда Л.Н. не указывает их в своем «списке экспедиций»? Я нашел лишь один ответ: он не включал экспедиции, в которых был «для заработка». Так, Л.Н. сам говорил, что мало что смыслит в геологии; поэтому когда он оказался в геологической экспедиции в Прибайкалье (1936), то «читал охотно Апулея, а геологоразведочного дела не читал». Еще в 1933 г. Л.Н. жаловался: «Моя дорога проходила по крымским сопкам, которые похожи на бородавки и на которых скучно, как на уроке политграмоты»160.

Скучно было не везде. Как он сам рассказывает, ходил на «рынок рабов» – в Апраксин двор, где набирали на работу к геологам в институт. Шел 1931 г., его взяли в Забайкальскую экспедицию, искать слюду. После Парголовского трампарка и это было праздником. Вот что вспоминает об одной из экспедиций Л.Н. ее участница – Анна Дашкова, такая же «социально обреченная», поскольку ее отец был белым офицером: «В Прибайкалье Лёву привлекала романтика длинных переходов, смена ландшафтов, контрасты рельефа. Он был рассеян на маршрутах..., но добросовестно выполнял все задания. Если доводилось быть с Левой в совместных походах, то можно было слышать стихи, произносимые им тихо, как бы про себя, – стихи отца, но иногда и незнакомые, возможно, его собственные, навеянные красотой природы, отрешенностью от обыденного, безмятежным покоем души... Особенно интересны были рассказы Лёвы у таежных вечерних костров. К ним собирались все, никто не оставался в палатке, несмотря на ранний утренний подъем. Фантазия, как-то особенно правдиво выдававшаяся им за быль, была необыкновенно привлекательной и временами таинственной. Однако по душе Лёве были не многолюдные сборища, а узкий круг собеседников – два, три, максимум четыре человека. Он очень заметно отличался от своих молодых коллег широкой осведомленностью по многим вопросам, особенно в области литературы, выделялся также и воспитанием. Хотя внешне выглядел простаком».

А. Дашкова сохранила нам и описание того, как выглядел он в ту пору. На нем был «черный картуз с надломленным козырьком, по его выражению, «приказчицкий», поверх которого он надевал накомарник, весьма потертый пиджак с выцветшей «штормовкой» под ним, схожие с пиджаком брюки и видавшие виды кирзовые сапоги. Но самым примечательным был брезентовый плащ. Плащ был явно не по росту, но чем-то привлекал Лёву, возможно, сходством с армейской шинелью»161.

Надо заметить, что Л.Н. хорошо относился к Дашковой. В письмах 1933–34 гг. присутствуют такие обращения: «Светлая радость Анжелина!», «Дорогая Аничка»; он посвящает ей стихи, пишет, что завидует ей, попавшей потом в Таджикистан, а потом – в Ленинград: «Передайте привет Александровской колонне»162.

Он завидовал Таджикской экспедиции Анны потому, что в 1932 году уже побывал там с гельминтологами, как он сам писал «малярийным разведчиком». Это была комплексная экспедиция (ТКЭ) под руководством весьма известного в стране человека – Н. П. Горбунова, в 1917 г. секретаря первого Совнаркома, а позже – исследователя Памира, академика. Вообще, в ту пору неформальный штаб, руководивший экспедициями на юг и на Крайний Север, был весьма внушительным; для их подготовки в «Европейской» (Ленинград) собрались: сам Горбунов, Н. И. Вавилов, А. Е. Ферсман, И. М. Губкин (позже – открыватель «второго Баку»)163. Да и «локальным» начальством у молодого Льва был не кто-нибудь, а Евгений Никанорович Павловский – позже академик, президент Географического общества СССР (1952–1964 гг.).

Но почему Льва так манил Таджикистан, пусть даже в экспедиции, не имевшей ничего общего с историей или этнографией? Давняя, с детства, тяга на Восток? А. Дашкова описывала эпизод в Забайкалье, когда Лев не разрешил будить подвыпившего пожилого бурята, положившего голову ей на колени: «Оставьте его, пусть спит. Аборигенов нужно уважать, ведь они потомки монголов!» «И только десятилетия спустя, – пишет она, – я поняла, что уже тогда, в 1931-м – в свои 19 лет, Л.Н. любил монголов»