Лев, глотающий солнце - [26]

Елена приготовила кофе. Потом дала ему аспирин. Таблетка тоже не подействовала. И тут Елену осенило. То была вторая победа, может быть, гораздо более важная, чем первая — спланированное усечение подруги и вечер один на один с Гошей.

— Я умею снимать головную боль, — сказала она, — ладонями. Сядь и расслабься.

— Тоже — ведьма! — Хрипло проговорил Гоша, отдаваясь жару ее пальцев.

— А кто еще? — Она засмеялась, угадав, что держит в руках маленький ключик к его душе.

— Аня.

— Я об этом не знала. — Она сделала многозначителью паузу. — Ей нельзя верить. Она — фантазерка. А лечение биополем требует очень серьезного подхода.

— А у тебя это откуда?

— Не знаю. Но всем в институте я снимала головную и зубную боль.

И правда, боль начала понемногу отступать. Он расслабился, по телу потекло тепло. Может, самовнушение?

— А что ты еще можешь?

— Влюбить в себя на всю жизнь того, кто в меня не влюблен.

— И меня?

За окном рявкнули тормоза. У него потемнело в глазах. Он спросил это севшим голосом, уже понимая, что вошел в речную воду с желанием утонуть — а зачем, зачем теперь, когда Аня ушла с другим, ему радостно и свободно плавать на гребнях резвых кудрявых волн, на дно, на дно, в объятья русалки. И пусть внешне русалка — Аня, а Елена, скорее, похожа на веселую молодую вдову, остается только одно — утонуууууть! И поцелуй их был, как омут. И вдруг, уже кружась под водой, он натянулся, как струна, — нет, нет, не хочу тонуть! — и стал по — собачьи отфыркиваться, барахтаться, чтобы выбраться на берег. Любовницей она оказалась такой опытной, или он был еще слишком необразован в любви физической, что долго, весь следующий день, тело его тут же откликалось на любой эротический знак: обнаженную девичью коленку, картинку в журнале, женскую улыбку в метро… И тем не менее он принял трезвое решение — с Еленой больше никогда!

А она, улыбаясь на улице всем встречным парням, уже была уверена: еще одна такая встреча и цель достигнута. О, неужели я так сильна? И ей страстно хотелось скорей, скорей сходить с ним в Загс, а потом… И она улыбалась встречным парням, оценивая каждого как своего возможного любовника.

Но потом ей стало стыдно и она пришла домой, открыла блокнот, в котором иногда делала дневниковые записи, чтобы, как она шутила, скрасить себе долгую скучную старость чтением своих девических заметок, и написала крупно и отчетливо, как отличница.: «Я хочу выйти замуж за Георгия. Он — чудо! Я клянусь, что не изменю ему ни разу ни с кем!»

14

Лечащий врач вызвал Марту звонком. Значит, что-то ужасное! Она быстро собралась, позвонила Володе на работу.

— Его нет, — сказала секретарша Неля. Ей так хотелось сказать супруге шефа: «И не было сегодня совсем» — Неля была в курсе — и очень в курсе! — что Филиппов летом всегда живет один в городской квартире. Но она удержалась.

— Ушел по делам.

— Передайте ему, пожалуйста, что я уехала в больницу к маме. Меня вызывает ее врач.

— Дай Бог, все обойдется, — тут же посочувствовала Неля. Она вообще умела быстро откликаться: и сочувствовать, и осуждать, и делать нужные выводы. Секретарши, как резиденты, любила говорить, выпив рюмочку с подругами, никто о них ничего не знает, а они все обо всех. Но она несколько переоценивала свою засекреченность. Многие догадывались, что отношения ее с Филипповым несколько ближе, чем тому полагается быть. Но и эти некоторые тоже кое-что переоценивали. Тот единственный эпизод, когда нетрезвый Филиппов привез ее к себе, так и оставался пока единственным, что заставляло Нелю кусать от досады накрашенные ноготки. Мысленно, разумеется, так как ноготками она очень и очень дорожила. Досаду вызывало лишь то, что он, действуя ей на самолюбие, почему-то не предлагал больше провести вместе время, а она полагала, что такие, неформальные, отношения с шефом просто необходимы для хорошего и спокойного семейного быта: и лишние деньжата выпишут, и никогда не уволят за какие-нибудь ошибки, и мужу можно всегда сказать, что на работе ее весьма ценят. С мужем она, кстати, жила душа в душу: он верно служил своему начальнику, она — своему. Правда, в ее преданности всегда была нотка — хитринка, но на то она и женщина! И все — таки, хотя Филиппов регулярно выписывал ей премии, пока отношения их не превратились в стабильные — два раза в месяц как минимум — она покоя не чувствовала. Самолюбие тоже было задето: она что ему не понравилась? У нее хорошенькие ножки, хорошенькая мордочка…Так чего? Достоинства мужские самого Филиппова ее мало волновали, но кое-что как опытная молодая бабенка оценить она сумела и, мельком оглядев его, голого, сделала вывод: ему бы конюхом работать ай-да-ну.

О жене его, Марте, она была наслышана; ни в какую положительность той она, разумеется, не поверила: глупость! — просто «тихий омут». С такими женами жить тяжело; другая побегает, немножко изменит, немножко приврет, а дома, как Неля, сама ласка — только милая улыбка и мужу и дочери, Катюше. А эта Марта небось ходит, как пипа Соликамска… тьфу. Интересно, где Филиппов провел ночь?

И тут он появился, улыбнулся, прошел в кабинет. Мешки под глазами, но весь, как начищенный сапог. М — да.