Летящий вдаль - [9]

С тех пор я наматываю километры по развалинам столицы нашей родины и окрестностям, подрабатывая, как придется. Берусь за грязную работку, которая не по силам понтовым рейсерам[1] и джагерам[2] – эти сильны только стаями, по одному – пугливые. Остатки мотобратств можно еще встретить кое-где, но дальше своей территории они редко выходят. Рейсеры пару раз покушались на мою «Ямаху», устраивая мне засады, но на той дороге хозяином оказывался я. Да и куда их трайкам[3] до моей железяки. На сухой дороге мне нет равных, да и по соплям[4] моя чесотка[5] очень даже ничего.

Единственное табу – я против второго номера. Категорически. Ни к чему хорошему это не приводит. Пассажиров не беру. В попутчиках у меня только ветер.

Мой старый надежный друг несет меня, рассекая степь. Дымится под колесами побуревшая от знойного солнца земля. Еще немного – и глазу откроется пойма с зарослями горбатых раскидистых ив. Двадцать долгих лет разделили меня и родные просторы. Двадцать лет я ждал снова этого свидания. И в груди становится тесно. Странно, я никогда ранее не слыл сентиментальным.

Я чувствую смятение и сбавляю стремительный бег моего стального скакуна.

Впереди, во всю необъятную ширину степи, плещутся и пенятся водные просторы. А справа от меня все так же спокойно катится зеленоватая вода, лаская стройное русло с пологими откосами и вливаясь в огромную водную чашу.

И тут я допускаю ошибку. От неудержимого восторга с примесью горечи и нотками ностальгии внимание становится рассеянным. Это мгновение стоит мне многого: не заметив валун, выросший под ногами, я налетаю колесом прямо на него. Стальной конь подо мной вздыбливается, натужно стонет и вышвыривает меня из седла. От удара о землю слетает шлем.

Пошатываясь и растирая лодыжку, я встаю на ноги. Говорят, падение мотошлема – очень плохая примета. Неминуемо последует падение с байка. Но как быть, если я уже упал? По старой привычке плюю на место падения шлема и притоптываю сверху. Недалеко замечаю странную длинную палку с ведрами, прикрепленными на обоих концах. Память услужливо подсказывает – коромысло. С такими в свое время ходили за водой красавицы-казачки. Само по себе очень странное обстоятельство. Откуда оно здесь? Но тут же я забываю обо всем. Мой стальной конь, израненный, лежит в пяти шагах от меня. С первого взгляда становится понятно, что раны его серьезные. Переднее колесо сильно помято, спицы полопались, а обод напоминает знак бесконечности. Бак кровоточит, но это поправимо – временно можно заделать. Левый стальной лист сорван. И еще по мелочи. Посреди пустынной степи повреждения почти катастрофичны. Абзац! К тому же нестерпимо болит в груди, а во рту ощущается привкус крови. Не дай бог, сломаны ребра. И в этот момент я чувствую рядом еще чье-то присутствие. Осматриваюсь.

Недалеко от воды, на камне, увитом виноградной лозой, сидит девушка поразительной красоты. Заметив мой взгляд, она медленно поднимается и направляется ко мне.

– Я знаю, что тебе нужно. Я уже давно жду здесь тебя.

Легкий ветерок перебирает золотые кудри молодой красавицы.

– Есть город… – Слова, словно ушат холодной воды в стужу.

Мое тело покрывается гусиной кожей, и я вздрагиваю. Кажется, что ее губы остаются недвижимыми, когда она говорит. Что это? Оптическая иллюзия? Тепловой удар? Но нет, стоящая передо мной девушка более чем реальна.

– Есть… – повторяет она.

В голове моей вихрь вопросов, но я не решаюсь задать их вслух.

Она улыбается, и в это мгновение я забываю обо всем на свете. Гордая, величавая осанка девушки и мечтательная улыбка будоражат душу, мешают думать свободно, размышлять. Длинное платье в оборках – словно продолжение струящейся мутноватой речной воды, узел тяжелых кос – будто копна выцветших водорослей. Мысли путаются. Я мучительно пытаюсь собраться, но она уже захватила власть надо мной.

– Там, – ее рука властно указывает на восток, где струится дымка, и сложно что-то разглядеть в мареве. – Ты найдешь все ответы там. Поторопись.

Я киваю, отчего-то слепо доверяя ей.

– Но как? – Первые слова даются мне с огромным трудом.

Она прикладывает палец к губам и игриво смотрит на меня. А затем медленно разворачивается и уходит прочь. А за ней шлейфом расцветают жуткой и нечеловеческой красотой багрово-черные тюльпаны.

– Скажи хоть имя! – в отчаянии кричу я вслед.

И как шепот ветра еле слышно доносится:

– Аксинья…

Ощутимо тянет гарью. Я чувствую, что уже близко. Мои слова подтверждает и пепел, который медленно кружится вокруг меня, оседая на землю мягким покрывалом. Через стекла шлема кажется, что это снег. Видимость ухудшается с каждым пройденным метром. Что скрывает от меня пепельное покрывало? А вдруг за этим саваном меня ждет смерть? Или я уже на ее территории? Но мне совсем не страшно. Байкеры не умирают, они становятся ветром.

В небе проносится стая птиц. Отсюда невозможно разглядеть, являются ли они угрозой для меня. К счастью, они не проявляют особого любопытства и, немного покричав над моей головой, уносятся прочь.

Есть город, говорила она. И есть мечта. И я к ней иду.

Глава 3 Чучельник

Волгодонск, через месяц после встречи с Аксиньей