Летучий голландец - [82]

Может, это все же она была с ним на холме? Нет, не может — она явно моложе, а он был моложе той, другой…

Хотя в мире может быть все. Голос, певший про дурака на холме, поет уже иную песню.

Они вновь проходят сквозь бамбуковые жердочки. Смешной стук, тук-тук-тук, будто кто-то стучит в окно.

Тропический дятел.

Окно все еще закрыто жалюзи.

— Ложись, — говорит Надя, — я свежий бульон сварила, сейчас принесу.

Банан ложится и вновь смотрит на вентилятор.

Тот все так же негромко гудит, лениво вращая под потолком лопастями.

Лопасти отбрасывают тень, интересно смотреть, какой странный получается узор.

Надя приносит бульон.

— Сейчас выпьешь и опять поспишь, а потом будем решать, что нам делать…

— Не знаю! — говорит Банан и пьет бульон.

— Ты — русский? — спрашивает Надя.

Банан пожимает плечами.

— Ты говоришь по-русски, но у тебя не русский паспорт, и ты не помнишь, как тебя зовут… Может, мне тебя сдать в посольство, в Бангкоке?

— Это где? — спрашивает Банан.

— Это здесь, в Таиланде, — раздраженно отвечает Надежда, — где ты и находишься!

— А как я сюда попал? — спрашивает Банан.

— Приплыли, — отвечает женщина, — тебе лучше знать… Вообще-то самолетом, у тебя билет в паспорте был…

— Не хочу! — говорит Банан.

— Чего не хочешь?

— Не хочу в посольство, я должен вспомнить…

— Ты поспать должен, проснешься и все вспомнишь, хорошо?

Банан возвращает пустую чашку из-под бульона.

— Спасибо!

Закрывает глаза и сразу же засыпает.

И вновь оказывается на холме.

На том же холме, что он видел на днях.

Но рядом с ним та женщина, которая только что поила его бульоном.

Этого не должно быть, но это именно так.

Им надо спуститься к морю, оно лениво плещется о песчаный берег, начинающийся у подножия холма.

Над холмом кружат странные птицы, это не чайки, скорее — вороны.

Они набрасываются на них с клекотом, бьют крыльями, сгоняют с холма.

Спасение только в воде, но до нее еще надо добраться.

Надя чуть впереди, вот она достигла кромки песка, вот входит в воду и плывет.

Банан ныряет за ней, первая же волна накрывает его с головой, он никак не может вынырнуть на поверхность.

Ему хочется кричать, но он знает, что вода сразу же хлынет в раскрытый рот, заполнит горло и легкие.

Тогда он утонет, опустится на дно рядом с большим, поросшим буро-зелеными водорослями и усыпанным ракушками камнем, а потом из толщи воды появятся рыбы.

Вначале маленькие. Потом побольше.

А затем приплывут большие и плоские пожиратели падали.

Раньше он знал, как они называются.

Но сейчас — забыл.

Такое смешное слово, из шести букв.

У него еще был друг, они называли его этим словом.

Только он не помнит: ни друга, ни слова, лист бумаги в голове все еще почти бел.

Поворачивается у камня, стараясь как можно глубже забиться под него, — большая плоская рыбина тянется к нему своим щелястым ртом.

Был дурак на холме, стал дурак на дне.

Пытается отогнать рыбу, та не унимается — такой вкусный свежий утопленник!

И тогда Банан кричит.

Вода попадает в рот, начинает заполнять легкие.

Кто-то подхватывает его и пытается вытянуть из воды.

Но это бесполезно, его уже нет, он там, на дне, хорошо видно, как большие палтусы отщипывают кусочки от его тела.

Вроде бы палтусы.

У него был друг.

Когда-то давно.

Его тоже звали Палтусом.

Банан опять кричит и открывает глаза.

Знакомые лопасти вентилятора под потолком.

Рядом с кроватью — молодая женщина, загорелое лицо с россыпью веснушек, светлые волосы, забранные для удобства в хвост.

— У меня был друг, — говорит ей Банан, — мы его называли Палтусом!

— Кто это — мы? — спрашивает Надя.

Дурак на холме рядом с морем, с моря подул ветер, небо стало черным.

Тогда они побежали.

— Мы с тобой побежали! — говорит Банан.

— Мне ехать надо, — раздраженно говорит Надя, — мне надо обратно, я могу работу потерять… А с тобой вот что делать?

Банан откидывает одеяло и садится на край кровати.

— Я пойду, — решительно говорит он, — тебе надо ехать, ты и так для меня много сделала, спасибо!

— Один ты не сможешь, — произносит Надежда, — ты еще никакой!

— Никакой! — повторяет Банан и задумывается.

Когда его вытаскивали из воды, то что-то кричали.

Он должен вспомнить.

От него отогнали рыб и вытащили на поверхность.

Потом бесчувственное тело выволокли на берег и положили на песок.

Стали выливать из легких воду.

Перегибали пополам, заставляли блевать.

Вода все выливалась и выливалась, и — наконец — он задышал.

Он лежал на спине, дышал и смотрел на солнце.

В это время кто-то сказал ему:

— Слава богу, а ведь ты был никаким, Банан!

Это ему сказали: «Банан!»

Его так назвали.

Значит, это и есть его имя.

Банан улыбается и смотрит на Надежду.

— Вспомнил! — говорит он.

— Что? — спрашивает Надя, листая расписание рейсов из Донг-Мыанга в Пхукет.

— Как меня зовут! — говорит Банан и сладко потягивается.

Надя откладывает расписание — десять самолетов день, автобусом дешевле, но она и так уже задержалась. А этого придется взять с собой. Она не знает, почему так решила, но надо — нельзя ведь оставлять больного на улице.

— Ну и как?

— Банан! — отвечает Банан и радостно смеется.

— Час от часу не легче! — с укоризненной интонацией говорит Надежда и с состраданием смотрит на голого осунувшегося мужчину, который скорее всего еще и сумасшедший.