Летучий голландец - [57]

Сейчас он уйдет, и она их постирает.

Потом примет душ.

И сделает что-нибудь еще.

Например — расслабит себя сама.

Он слишком завел ее, надо освободиться.

Хотя можно подождать соседку и посмотреть, как та прореагирует на заигрывания.

А можно и то, и то.

Но главное — чтобы он ушел как можно скорее.

— Ну, — говорит Жанна, — уходи, телефон я тебе дала!

— Спасибо! — отвечает Банан и уходит.

Она закрывает дверь, входит обратно в номер и долго стоит у лоджии, отчего-то не рискуя ступить на светло-коричневатую плитку пола, но потом все же выходит, садится в шезлонг и звонит Рене по мобильнику. Объясняет, что ее обворовали в Барселоне и просит срочно выслать денег через Western Union.

Да, конечно, впредь она будет осторожнее.

Пусть не сердится, она скоро вернется, хорошо, если он уже будет дома.

Отключает телефон и тупо смотрит, как солнце скрывается за отчетливо различимыми отсюда Пиренеями, с одной стороны горы, с другой — море, на глаза наворачиваются слезы, но тут в дверь стучат, и она идет открывать соседке, стягивая по пути топик и думая о том, как сейчас будет смотреться в полутемном номере ее грудь.

Часть пятая Галикарнас

Бесы

Вилли был доволен, можно даже сказать — счастлив.

Жизнь начинала меняться, а это всегда хорошо.

Даниэль так и сказал на прощание:

— Ты мой лучший ученик, Вилли! Я присмотрю, чтобы у тебя все было хорошо!

Вилли поудобнее устроился в кресле, лететь оставалось около часа, жаль, нельзя курить, зато никто не запрещает жевать дурацкую никотиновую резинку, хотя это то же самое, что любить резиновую женщину.

Женщин вокруг было много, и Вилли с удовольствием смотрел по сторонам.

Если бы в свое время он не встретил Даниэля, то ничего бы этого не было.

И его скорее всего уже не было — получил бы по голове и давно был где-нибудь закопан.

Или сожжен, последнее предпочтительнее.

Огонь очищает, говорит Белый Тапир.

Вилли много слушал в последнюю встречу, а ему много рассказывали.

Еще там, в Барселоне, когда он, оставив смешного белого чудака у подъезда, поднялся к боссу и с гордостью сообщил, что нашел глаз, остается лишь его забрать.

Именно Даниэль придумал, как это сделать.

Белого было жалко, но Даниэль сказал: — Все они бесы, Вилли, наша задача — очистить от них мир!

Вилли опять повертел головой: самолет, полный бесов, летел в Стамбул, белые бесы, желтые бесы, один только он был здесь черным, хотя дело не в цвете кожи, нет, Даниэль так и говорил:

— Ты можешь быть любого цвета, Вилли, но ты не должен быть бесом!

Белый Тапир и должен возродиться для того, чтобы с земли исчезли бесы.

Богатые бесы, самодовольные бесы, обманывающие бесы, не любящие никого, кроме самих себя и не понимающие, что мир принадлежит не им.

Мир принадлежит Белому Тапиру, и, как только он сможет видеть, мир изменится!

Вот только доставить глаз — не его задача.

Даниэль взял это на себя.

Он поблагодарил Вилли, дал ему денег, купил билет в Стамбул, хотя и спросил:

— А зачем тебе туда надо, брат?

Вилли заулыбался.

Даниэль никогда еще не называл его так.

— Так зачем? — повторил Даниэль.

— Я хочу оттянуться, — ответил Вилли, — потусоваться и наораться вволю…

— Ты ребенок, Вилли, — нежно сказал ему Даниэль, — ты большой ребенок, мой брат Вилли!

И с этими словами он произвел его в звание «адепта Белого Тапира».

За «адептами» шли «бригадиры», потом — «магистр», которым был сам Даниэль.

Но что значит слово «адепт», Вилли не знал.

Он вообще предпочитал меньше знать и больше чувствовать, хотя временами любил полистать какой-нибудь журнальчик.

Можно даже «Playboy», пусть это и не для таких мужиков, как он.

Но в аэропорту он смог прикупить только «Playboy» и уже попялился на всех этих титькастых теток, каждую из которых с таким бы удовольствием трахнул.

Пусть и молоденькие, но все равно — тетки.

Жадные, наглые, злые, знающие цену своим дыркам.

Даниэль прав: одно слово — бесы!

Только вот убивать их не надо, те, кто хочет убивать, поступают неправильно.

Им просто надо объяснить, что когда проснется Белый Тапир, то всем станет лучше.

Белый Тапир научит всех любви.

И справедливости.

И что надо делиться.

Богатым — с бедными, бедным — с беднейшими.

И что белые не должны бояться черных, равно как желтых и коричневых.

Как все это удастся Белому Тапиру — Вилли не знал.

Он опять открыл журнал.

Соседка рядом проснулась и стала пялиться в окно.

Славная такая соседка, хорошо бы ей вставить.

Навряд ли ей когда-нибудь вставлял такой крутой черный чувак.

Вилли улыбнулся.

Мечтать не вредно, вредно не мечтать…

Он опять начал разглядывать картинки, а потом решил почитать.

Что-нибудь не очень большое, где не так мною незнакомых слов.

Но напоролся на текст с дурацким названием: «Если у тебя психоз».

Вилли с детства часто называли психом.

Хотя это они сами все психи, козлы недоделанные, пипетки тронутые!

Одно слово: бесы.

Из текста он мало что понял.

Но главное уяснил.

Оказывается, во всем виноваты такие особые хреновины в голове.

Автор называл их «эндозепинами».

Чем больше этих самых эндозепинов, тем ты психованнее.

Потому что хреновины эти вызывают чувство страха, отчаяния и даже развивают фобии.

Что такое «фобии», Вилли тоже не понял, но у соседки решил не спрашивать — она так сладко потягивалась в своем кресле со сна, что он просто нутром чувствовал, какое у нее гибкое и славное тело.