Летописец 2 - [38]

Осознав, что проникновение через окно вызовет много шума, я прошел по крыше вдоль стены и посмотрел в другую комнату. Там никого не было и я забрался внутрь. Приблизившись к двери, я ее приоткрыл и увидел пустой коридор, освещенный одинокой свечой, где-то в районе лестницы. Никакой стражи не наблюдалось, и я подошел к комнате, где находился раненный воевода. Прислушавшись, я услышал стоны и женские голоса. Они обсуждали возможность выздоровления больного. Одна из женщин властным тоном требовала излечить хромоту, а обладательница нежного голоса оправдывалась и утверждала, что колено полностью разбито и, должно случиться чудо, чтобы не пришлось отнимать ногу.

Воевода снова застонал и потребовал воды. Санька налила чашу и, забрав пустой кувшин, сказала что сходит до колодца. Она говорила, что ей надо проверить, как там другие раненые. Обладательница властного голоса буркнула что-то невразумительное и приказала скорей возвращаться. Подруга Даньки вышла в коридор и не заметила меня. Женщина сделала несколько шагов в сторону лестницы и замерла, так как почувствовала, что она не одна. Я аккуратно зажал ей рот и, слегка надавив на сонную артерию, перенес безвольное тело в пустую комнату. Помня о том, что в руках Саньки глиняный кувшин, я сделал все возможное, чтобы не уронить его на пол. Уложив маму Лиськи и Микаськи на лавку, я вернулся к двери в покои воеводы. Специально громко потопал и распахнул дверь. Женщина мельком взглянула на меня и когда осознала, что я не Санька, попыталась раскрыть рот. Я действовал быстро, но не жестко, так что легкий хлопок основанием ладони под ухо и дородная женщина потеряла сознание и упала. Я связал ее шалью, которую она накидывала на плечи, и затолкал в рот какую-то тряпку. После этого закрыл ставни и, приставив кинжал к горлу воеводы, потряс его за плечо. Он снова застонал и, раскрыв глаза, начал хлопать редкими ресницами. Видимо он пытался понять, не снится ли ему кошмар?

— Узнаешь? Хорошо. Ответишь на мои вопросы и останешься жить. Начнешь юлить, ну ты сам понимаешь, — прошептал я, пытаясь придать голосу зловещие нотки.

Уж не знаю, насколько хорошо получилось, но он сразу спросил:

— Улиля и Санька живы?

— Одна в соседней комнате, а другая тут без сознания лежит, — ответил я.

— Улиле кляп нормальный повяжи, а то она здоровая, как лошадь, быстро очнется и вой поднимет, — распорядился воевода. Вот наглец, ставит мне условия, несмотря на то, что находится в незавидном положении. — Да не боись, не сбегу я. Куда ж с такой ногой. Знаю я Улилю. Эта точно вой поднимет. Хоть дружинников на заставе немного, но воины божьи почти все тут остались. А оно мне надо, чтобы ты меня по горлышку чикнул. Откинь одеяло, убедись, что нет у меня ни самострела, ни меча. Свяжи ее, а то точно очухается.

— Да связанная она, — отмахнулся я. — И кляп есть. А начнет чудить, я ее опять по темечку приголублю. А теперь рассказывай.

— Что рассказывать?

— Начни с того момента, когда амазонку, сопровождавшую дочку барона в подвал посадили, — дал я ему ориентир и временные рамки.

— А я почем знаю, когда и куда ее посадили? — воскликнул воевода.

— А скажи-ка мне мил человек, что ты обо мне знаешь? — поинтересовался я.

— Что воин знатный, любитель потехи ратной. Ученик какого-то одноглазого ведуна, — перечислил воевода. — Вроде все.

— А зачем меня ловят?

— А я почем знаю? — воскликнул он.

— Давай так, я тебе кое-то расскажу, а ты подтверждай или отрицай, если что будет неправильно. Но учти, я способность имею, видеть, когда мне лгут.

— Как Данька, что ли?

— Вроде того, — кивнул я. — Значит, дело было так: Даньку сослали сюда пару лет назад за то, что он соблазнил племянницу князя. Первый год он честно исполнял обязанности стража и отразил несколько набегов ваннов. Зимой вернулся домой и снова там что-то учудил. Верно я говорю? Значит, в этом он не солгал. Продолжаем. В этом году он снова появился тут и начал скучать. Совершенно случайно летом на него вышли дочка барона и амазонка. Данька захотел развлечься и провел бой с Баратией. Уж не знаю, кто победил…

— Данька, но с большим трудом, — вставил замечание воевода.

— Потом он узнал, что за дочку барона можно получить выкуп и у него созрел план, как денег заработать и прощение у князя вымолить, — продолжил я излагать версию событий. — Он выдал им подорожную, а сам отправил гонца к князю. Тот обрадовался такой возможности и вежливо пригласил спутниц во дворец. Разумеется, дочка барона приняла приглашение. Князю понравилась девица и он возжелал разделить с ней ложе. Но вот незадача, на ней стояла волшебная печать, не позволяющая заниматься любовью.

— Я слышал, как ругался Данька, но не понял почему.

— Какое-то время князь удерживал их во дворце в качестве почетных гостей, и говорил, что отправил письмо отцу девушки и ждет ответа. Амазонке это надоело, и она попыталась вырваться, но ее скрутили. А потом князь, обезумев от желания, женился на дочке барона, — говорил я, но воевода усмехнулся и сказал:

— То что обезумел, это в точку, но как только он заикнулся о новой жене, старцы из храма Громодора пригласили дочку барона и амазонку в подвалы и выведали какую-то тайну. Недавно сюда приехал старец и семь братьев-ратников. Сказали, что будут ждать ученика одноглазого ведуна.