Летопись мужества - [40]

Я проехал мимо изуродованных городов: Малоярославец, Калуга, Угодский Завод, Козельск, Мочальск, Мещовск, Сухиничи. Сотни сел. Некоторые из них уцелели. Деревянные дома с резными украшениями. На скамейках сидят старики и, завидев военного, спрашивают: «Бьют Гитлера?» Гитлер — стало нарицательным именем. О немцах говорят «фрицы», крестьянки это имя иногда переиначивают на русский лад: «фирсы». О немецкой армии колхозники говорят: «Гитлер». Идут полевые работы. Колхозницам помогают пахать и сеять бойцы. А вечером в деревнях весело. Девушки плетут веночки, поют песни, смеются на околице с русскими солдатами.

Многих деревень нет. Там, где были дома, крапива. Буйно цветут цветы — желтые, лиловые, красные. Кажется, никогда я не видал столько цветов. На опушках лесов обугленные деревья, а в чаще обычный зеленый уют и стараются перекричать друг друга кукушки, пророча кому-то долгую жизнь.

Красавица Калуга с древними церквами на крутом берегу Оки вся искалечена. За последние годы здесь много строили. В городе, слывшем издавна захолустным, появились большие комфортабельные дома, школы, хорошие больницы, клубы, театры. Молча прошел я с калужанином по длинной улице, от которой остались только развалины. С трудом строили люди дома, и страшно глядеть на эту пустыню.

Я знаю, что американцы сильнее всего ждут от нас военных сводок. Но это тоже сводка — наши друзья должны знать, что сделали наци с русскими городами и селами. Они должны помнить об этом в те дни, когда весь советский народ и вся Красная Армия с радостью говорят о посылке американских войск в Европу, — разговоры об этом я слышал и в блиндажах и в деревнях.

Теперь я нахожусь в районе, очищенном от немцев в марте и в апреле. Здесь мало леса и в селах было много кирпичных домов. Немцы их превратили в доты. Еще видны стены с окнами, забитыми камнем. Здесь стояли пулеметы. Такие же доты в деревнях по ту сторону Жиздры, занятых немцами. Нелегко было выбить немцев из города Думиничи, из тридцати окрестных сел. А села здесь большие: по триста — пятьсот домов. Я поднял аккуратно завернутый в красную тряпочку пакетик. В нем полтораста граммов аммонала. Такие пакетики гитлеровцы закладывали в печь, прилаживали взрыватель, и от дома оставалась груда развалин. Вот развалина большой церкви села Попково. Немцы здесь держались три дня. Саперы хотели взорвать церковь. Но тогда с колокольни раздались детские крики: «Мы русские…» Оказалось, что фашисты забрали в церковь деревенских ребятишек. Саперы ушли. Фашисты не отпустили детей. Церковь обвалилась, всех засыпало.

Крестьянки говорят: «Дом сожгли. Мужа угнали. Дочку испортили». Это — спокойствие большого горя.

Поля и дороги загромождены ломом: танки, орудия, машины. Здесь — прошлогодняя продукция Эссена, Рено, Шкоды, Аугсбурга. И молодой майор, усмехаясь, говорит: «Теперь им будет труднее — англичане им дают жизни…»

Прошлой осенью трудно было ездить по прифронтовым дорогам: немецкие самолеты гонялись за каждой машиной. Теперь немцы стали экономней и осторожней. Сегодня прекрасный летний день. Пять раз над нами пролетали немцы: каждый раз одиночка бомбардировщик. Они хотели повредить железнодорожный мост, но это им не удалось. А русская авиация сегодня совершила большой и удачный налет на прифронтовой аэродром: все небо гудело.

Ночь наступает поздно, в десять еще светло. Ночи здесь шумные. С наступлением темноты немцы открывают сильный огонь из орудий и минометов. Привезли они новые шестиствольные минометы. Этой ночью советские артиллеристы уничтожили такой миномет. А чуть рассветет — тишина, вместо пушек жаворонки.

Обе стороны готовятся к летним битвам. Весело, с песнями русские девушки роют рвы. Движутся к фронту русские тяжелые танки, трехосные английские грузовики с советскими орудиями, свежие части из Забайкалья, с Урала, с Волги. Я проехал мимо одного города в воскресенье. Все жители от мала до велика работали на «воскреснике» — строили укрепления: они отведали немецкой оккупации. А там, за рекой, подневольное население тоже роет рвы — для своих палачей. Партизаны и пленные подтверждают, что немцы стягивают подкрепления. К чему они готовятся? На войне не предскажешь, но тишина, порой наступающая днем, кажется предгрозовой.

Сегодня, впрочем, громкий день. Советская радиоустановка в километре от немецких блиндажей. Напротив немецкие солдаты 211-й пехотной дивизии, сформированной в Кельне и состоящей из уроженцев Рейнской области. Сначала тишина. Диктор на отменном немецком языке говорит: «Солдаты 365-го полка! Среди вас имеются уроженцы Кельна. Мы доводим до их сведения, что Кельна больше нет. Свыше тысячи английских бомбардировщиков…» — и в ответ немцы открывают неистовый огонь. Два часа грохота. Снова тишина, и диктор начинает: «Среди вас имеются также жители Эссена…»

21 июня 1942 года

Это было год тому назад. Короткая июньская ночь казалась Москве обычной. Люди, засыпая, мечтали о летних каникулах, о горах Кавказа или о голубом море Крыма. Это была ночь на воскресенье, в клубах молодежь танцевала. На подмосковных дачах, среди сирени и жасмина, влюбленные тихо говорили о том, о чем говорят влюбленные всех стран и всех времен. Москва поздно проснулась.