Летопись Чертополоха - [17]

– Историки пишут, что там холод собачий!

– В Петербурге теплое лето. Не замерзнете.

– А почему именно Петербург? – томно прикрыли глаза девушка. – В прошлые времена ромы посещали Париж… Если не лгут, конечно.

– В этом городе находится Летопись.

– Точно знаешь?

– Ратибор трепался с бастардами на рыночной площади, а мои фискалы всегда начеку.

– Это уж точно! – многозначительно усмехнулся рыцарь.

– Не время на пустую болтовню. Доброго вам пути!

– Слово в радость! – Рыцарь сжал девушку за руку, и они шагнули вперед. И пересекая невидимую зыбучую грань, Гальфирд ощутил острые мурашки на коже, и легкую дурноту. Он хотел окликнуть подругу, но мощная тяга, как воздушный насос спеленала человека по рукам и ногам, он охнул и провалился в черное ничто. Белые полосы обвили тела людей, стало тяжело дышать, в лицо ударил чужой, тяжелый запах.

– Осторожней с мальчишкой! Опасен чертенок, дьявольски опасен! – охрипшим голосом прокричал граф. Ему неожиданно стало очень страшно, и несмотря на прохладу, царящую в подземелье, лицо запылало жаром.

– Слово в радость… – донесся слабый голос, лихой женский хохоток, и все стихло. На поверхности выпуклого зеркала остались черные тени людей. Они медленно растворялись, как будто краски смывало летним дождем, и вскоре совсем исчезли.

– Сытья кровь… – прошептал граф, желая подбодрить себя, опять оглянулся, и быстро поднялся по ступеням. Стена запахнулась, закрыв зеркало. С потолка осыпались мелкие камни, в дальнем углу тоннеля промелькнула быстрая тень, и тотчас исчезла. Тощий Ром ничего этого не видел. Он выпил целый бокал нектара, и отправился на встречу с Расстегаем. На душе у него было тревожно.

* * *

…Сипуч Багряный выдыхался. Он бежал без остановки уже несколько часов. Жаркое солнце нещадно палило, неприкрытые одеждой участки кожи являли собой кровоточащую рану. Погоня осталась далеко позади, в розовой дымке на горизонте маячили снежные пики. Камень уверенно влек его за собой, как настойчивый кормчий ведет путников к опасным предгорьям. Сила воли чуни оказалась бессильна перед властью кусочка обычного кремния. Возле нагромождения зеленых камней, в сухой земле появились глубокие вмятины. Сердце человека затрепетало как крылья струча. Сыпучий хрящ! Здесь начинались места его обитания. Сипуч хотел остановиться, но ноги упорно влекли нечастного к погибели. Давно скрылась за горизонтом рыбья кость – замок Тощего Рома. Растительность в этих землях была чахлая, земля выжжена немилосердным солнцем. Из-за черных скал раздался громкий рев.

– Матушка Сушеница Топяная! – взвыл чуня. Больше всего он хотел оказаться в своих болотах, купить у бастардов несколько кусочков мыла, умаслить им ожоги, и лежать в благословенной тени, слушая мелодичное кваканье лягушек.

Земля дрогнула, на его пути объявился хрящ. Полтора метра ростом, единственный глаз сверкает как маленькое солнце, длинный рог угрожающе нацелен человеку в живот. Сипуч опустился на колени, закрыл глаза, но пальцы продолжали судорожно сжимать чертов камень из-за которого все и началось. Кузен донес ему новость. Расстегай младший объявил, мол дескать у всех народов есть свои Камни Света, а у чуней нет! Несправедливо это! Он пообещал тому, кто добудет реликвию надел земли, и пять кило чистого серебра! Слыханное дело?! Тут и подвернулся удачный случай. Груздь устроился на службу к ромам, выносить отходы. Щепетильные ромы гнушались такой работы, и без хлопот открыли дурачку визу. Глупого чуню особенно не стеснялись, он лазал по замку, правда, отчаянно боялся стручей, каких там было полным полно, с его слов. Всякий раз, при появлении летучего насекомого, забитый парень садился на четвереньки, и накрывал трехпалыми ладонями голову. Ромы от души над ним веселились. А как-то раз он увидел, как дон Тощий Ром открывает потайную дверцу, за серебряным барельефом, и любуется двумя обычными кремниевыми камешками. Груздь разболтал об этом Сипучу, ну а дальнейшее было делом техники… И вот сейчас, несчастный косой парень кормит пиявок, и организатору преступления осталось жить считанные секунды. Чуня зажмурил глаза, и ждал погибели. Он хотел впасть в спасительную спячку, но треклятый камень мешал сконцентрировать энергию. Сыпучий хрящ нападает быстро, от него не увернуться, тем более выдохшемуся от многочасового бега человеку. Стремительный выпад, рог пропарывает живот, на землю выпадают внутренности, и зверь медленно поедает сладкий ливер, перемалывая его плоскими зубами! Сипуч разрыдался. Он очень хотел жить, и боялся страданий. Если хрящ не убьет жертву одним ударом, он будет долго корчиться в муках боли, пока спасительный обморок не поглотит сознание. И впасть в спячку не успеть! Ужас! Зверь отчего-то медлил, топтался на месте, недовольно ворча. Он источал ужасный смрад. За спиной раздался ироничный голос.

– Часто встречал воришек среди бастардов, это их профессия, но впервые вижу чуню вора!

Сипуч оглянулся. В коляске, запряженной двумя могучими псами, сидел высокий старик, у его ног расположился пучеглазый мопс. Несмотря на жару, шея человека была обмотана толстым шерстяным шарфом. Рядом топтался коротконогий толстячок. Судя по трем коротким пальцам на руках-чуня, или полукровка. Некоторые полукровки наследуют уродские, неполноценные руки, присущие жителям болот. Он сжимал толстый посох с железным острием – обычное оружие топных чунь, и смотрел на земляка с презрением.