Летом сорок второго - [45]
Другая открытка превосходила первую в откровенности. На постеленном полотенце, спиной к зрителю, загорала дама с короткой прической. Она повернула голову вполоборота, будто невзначай интересуясь, что там у нее за спиной? Рядом лежал ее красный купальник и пузырек с маслом. Большая соломенная шляпа, расположенная художником так неудачно, почти полностью скрывала округлые формы, на которых красотка сидела. Из-под шляпы выползала маленькая черепашка. Глядевший на открытку Черепанов не раз завидовал ей.
Открытки он нашел за обшивкой лежака, когда ехал к госпиталю в санитарном вагоне ленд-лизовского поезда. Хоть и считался он воином молодым и неопытным, однако мало кто знал в роте, что однажды он уже провел на передовой полдня.
Это было в конце сентября. Их выгрузили глубокими сумерками посреди степи, и весь остаток ночи они шли к Волге. Потом день отлеживались в прибрежных оврагах, а следующей ночью на тихоходной барже причалили к другому берегу, где уже месяц ни днем ни ночью не смолкала стрельба.
Черепанов на рассвете пошел в атаку и добежал до неизвестной развалины. Здесь пуля продырявила ему живот. Он лежал за куском кирпичной стены, собственноручно наскоро перебинтованный. Ночь была светлая от снующих в небе ракет и пожаров. В багряных отсветах он увидел ползущих санитаров. Потом долгий путь волоком обратно к Волге, пройденный днем за считаные минуты. Еще двое раненых в лодке, баба-перевозчица с суровыми глазами из-под платка, с крепкими неженскими руками, старательно налегавшими на весла. Ее грустная улыбка в предрассветной мгле и тихое: «Поправляйтесь, сынки».
На левом волжском берегу был перевязочный пункт, затем тряская дорога до затерянного средь степей села. Там раненых раздели, занесли в пахнувший свежей доской барак – госпитальную баню. Банщицы, набранные из местных гражданских: девчушки лет по пятнадцати, бабы, годившиеся им в матери, не достигшие дряхлости старухи.
Черепанова намыливала худая женщина лет тридцати, в мокром от пара и работы белом халате. Руки ее были натруженные, жесткие, она сильно не церемонилась – Черепанов даже застонал разок от боли. И все равно через эти огрубевшие от работы руки в солдате проснулось мужское естество. Она шлепнула его по лбу намыленным пучком соломы и сухо констатировала: «Жить будешь, мужик. Силенка осталась».
Промасленный фитиль коптилки негромко взорвался, щелкнув мелкой искрой. Черепанов ощутил новую резь в животе. Ныла то старая рана или опять несварение – он уже не разобрал. Натянув ушанку, немедля выскочил на воздух. За массивным вязом, спрятавшись от ветра, стояли двое часовых. Пока Черепанов подкуривал и чесал засопливевший на морозе нос, услышал фрагмент байки, которыми обычно развлекали друг друга люди в томительных часах бездействия:
– К нам в Павловск перед войной Серафимович приезжал!
– Да ну? На чем же?
– На катере из Воронежа приплыл.
– Пришел, – поправил рассказчика второй. – Плавает оно самое, в проруби.
– Ну, пришел. Сплавился – коль желаешь. На пристани митинг, в райкоме – тоже митинг. Все чинно. А вечером мне мамаша рассказывает: заходят к ней в аптеку Степанов – секретарь комсомольский наш, и с ним Серафимович. Степанов любезно мамашу просит: «Нам бы спиртиком посудку наполнить». И фляжку ей протягивает. Мамаша налила, без вопросов. Степанов фляжку владельцу вертает, писателю то есть. Тот ее на пояс – и оба вон, со «спасибом», конечно.
– Ну, и чего? Писатели не люди, что ль?
Черепанов захрустел валенками по снегу. Из отхожего места тропинка тянулась к другим землянкам. Со стороны штабного блиндажа донесся скрип шагов и негромкий разговор. По старинной армейской привычке «держись подальше от начальства» солдат торопливо скользнул за объемистую вербу. Не доходя до рва несколько шагов, у наметенного сугроба остановились двое, комбат и батальонный комиссар, и стали мочиться в снег.
– Опять этот алкаш в запой ушел.
– Связист, что ли?
– Он самый. Как дело, так с собаками не сыщешь. Слышал, как семидесятый его чихвостил?
– Не то слово. Учбат на правый фланг ушел, к Белогорью, а связи с ним нет. Это ли не диверсия?
– В том-то и фокус! Завтра наступать, а учбат, вот увидишь, в окопе отсидится. Связи, мол, не было, приказ не поступал.
– Что ж он, и после этого трибунала минует?
– Выкрутится как миленький.
– За воротник заложить любит.
– Если б только это. Дела своего не знает, саботажник. От работы отлынивает. Бабы эти еще, из хозвзвода…
– Что с ними решили, кстати?
– Рапорта сегодня подали. Просятся в строй: кровью искупим «случаи бытового разложения» и так далее.
– Машин нет, опять же, по чьей вине? С автобатом на связь не вышли. Транспорта нет – снаряды возить некому. У минометчиков по полтора боекомплекта на ствол. С этим наступать?
Офицеры, оправившись, ушли. Гнетущие мысли снова навалились на Черепанова. Стоя посреди занесенного снегом леса, он не впервые ощутил свою тоску и оторванность. Впереди, за узким донским рукавом, всего в километре отсюда – вражья огневая линия. А сзади, за полновесным руслом Дона, русская земля, но как она далека от дома, хоть и ее необходимо считать своей, кровной, как и ту, которую придется завтра отбивать.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.
Это был его первый настоящий подвиг. Семнадцатилетний сибиряк Федор Прокопенко вышел в тайге один на один с матерым медведем и в жестокой схватке победил зверя. Ну чем не повод досрочно призвать парня на фронт бить фашистов? Но не такая судьба была уготована Федору. Видя врожденную смекалку и настойчивость молодого охотника, командование определило его в школу подготовки офицеров-нелегалов для выполнения спецзаданий в глубоком тылу противника. Вскоре под видом немецкого бизнесмена Федор уже готовил операцию по похищению «отца» германской ракетной промышленности Вернера фон Брауна…
Взятие немецкой Познани открывает советским войскам путь на Берлин. Но фашисты не думают сдаваться. Они защищаются до последнего, превратив город в неприступную крепость с бетонными укреплениями и невиданной ранее огневой мощью. На острие нашей атаки действует батальон майора Прохора Бурмистрова. Бойцы метр за метром отвоевывают у противника важное стратегическое пространство пока не упираются в лабиринт древних каменных стен. Но остановиться — значит, сорвать наступление. Бурмистров решается на отчаянный шаг: если нельзя обойти эти стены, значит нужно пройти… сквозь них… Исключительные по своей правде романы о Великой Отечественной.