Летом сорок второго - [3]

– Товарищи, – ворчал работник фотоателье, – ну, давайте уже начинать. У меня рабочий день закончился, по вашему делу здесь задержался, а вы так несерьезно.

Возвращались с песнями, гудящий мотор полуторки не мешал веселому настрою. Вечер на этом не закончился, поездка стихийно переросла в вечеринку. Родители привели Анюту домой, а сами, собрав нехитрую закуску, пошли в гости.

Наскоро поужинав и перекрестившись на икону, девочка прошла в комнату. Федор еще не вернулся с белогорского праздника, а Маруся, старшая на два года сестра Анюты, уже лежала в кровати и слушала бабушку Ганну. Старушка остановила свое повествование, обернулась на шорох занавески. Дождавшись, пока Анюта разделась и залезла под одеяло, продолжила:

– Наступит такое время, когда не будут различать мужчину и женщину…

– Да как же это, бабушка? – удивилась Маруся. – Ведь мы юбки носим, а мужики – штаны, у нас длинные волосы, а у мужиков – короткие.

– В Писании так сказано, – отвечала бабушка, – я уж этих времен не застану, а вот вы увидите. Война придет с восход-солнца. Засуха будет длиться несколько лет кряду. Океаны и моря останутся, а та вода, которую пить можно, вся исчезнет. Золото ничего не будет стоить, а вода станет самым дорогим на земле. Люди будут бродить по пустыне, увидят блеск и подумают, что это блестит вода, но находить будут вместо нее одно только золото и проклинать его будут.

Девочки замерли, сдерживая дыхание и боясь пропустить хоть одно слово. Натягивая по подбородок одеяла, они чуяли страх за себя и за всю землю.

Старушка говорила:

– Первый конец века был от воды. Жил в то время один праведный человек – Ной. Люди набрались столько греха, что Господь решил наказать их и обрушил Небо на Землю. Вода затопила всю Землю, а Ной, предупрежденный Господом, успел построить ковчег и собрал в нем свою семью и всю скотину сухопутную. Ной с семьей спасся, а когда вода сошла, то выпустил всю животину на волю. Теперь конец веку придет через огонь. Люди не будут знать, где укрыться от него, и все сгинут.

– А что же делать, бабушка? – спросила Анюта. – Как же спастись?

– Никто от этого не спасется, надо только жить по-человечески, большого греха не делать.

Старушка встала с табурета, раздвинула занавески и распахнула створки окна. Открылась улица и кусок неба. Плотным хороводом кружились на небе звезды. Показывая на Млечный Путь, бабушка Ганна молвила:

– По этой дороге все грешники на Страшный суд пойдут.

Поискав на небе еще, старушка показала созвездие Лебедя:

– А вот крест православный. Запомните его и никогда не отрекайтесь.

Дети вгляделись в переплетение звезд с вертикальным столбом и двумя поперечинами.

– А теперь, пока светло, закрывайте глаза, я буду тушить свет.

Девочки нырнули под одеяло, старательно зажмурились. Старушка прочитала короткую молитву, перекрестила внучек и задула керосинку. За спиной послышался жалобный голос Анюты:

– Ба! Я, кажись, глаза неправильно закрыла.

– Смотри не открывай! – предупредила старушка. – Если откроешь глаза, как потом в темноте их правильно закроешь?

Подойдя к кровати, она на ощупь нашла веки Анюты, осторожно и ласково поглаживая их, проговорила:

– Все, теперь правильно они у тебя закрыты, спи с Богом.

* * *

Тамара проснулась от непонятного чувства. Ей не хотелось на двор, и кошмар ей не снился. Она просто очнулась и вышла на улицу. С разных концов села слышался ленивый брех дворовых псов, в дальних садах выводил старательную трель запоздалый соловей – известно, что вьет он песни только до летнего солнцеворота. В хлеву, почуяв приближение утренней дойки, тихо замычала корова. Дремавшая на чердаке кошка спрыгнула вниз и принялась тереться о ноги девочки, выпрашивая свою порцию молока.

Стоя посреди двора, Тамара залюбовалась ночным небом. Звезды низко нависли над селом, от их света готовы были вспыхнут соломенные крыши домов.

Коротки летние ночи. На востоке уже обозначилась светлая полоска, обещавшая начало нового дня, а из курятников неслась петушиная перекличка. Тамара знала: так будет всегда. Она не повзрослеет, братья и сестры останутся теми же и никогда не изменятся, мама будет заботливой и ласковой, а отец не перестанет играть на медной трубе.

Минувший вечер был субботой 21 июня 1941 года.

* * *

Дмитрий Григорьевич Безрученко родился в предпоследний год уходящего века, успел немного повоевать на Империалистической, когда германский фронт развалился – пришел домой. В восемнадцатом попал в красный полк, проходивший через Дуванку. Через несколько месяцев бутурлиновский мужик, однополчанин Дмитрия, помогал Ирине выгружать из подводы ее бившегося в тифозном жару, обовшивевшего супруга. Под всеобщую мобилизацию Дмитрий Григорьевич не попадал. Федору до призыва оставалось целых два года. Снаряжать в армию в этом доме пока было некого.

В белогорской семье Журавлевых отец семейства имел уже преклонный возраст – сорок семь. В Гражданскую он попал в Богучарский партизанский полк, преобразованный затем в дивизию Красной армии, и провоевал в нем до конца войны. За это имел два наградных листа «Красный партизан», гордо висевших на стене рядом с духовой трубой. Виктору в апреле исполнилось только шестнадцать.