Лето возмездия - [12]

– Момент… — Он внимательно рассматривал копию. Наконец, адвокат бросил в свой кейс записную книжку, защелкнул его и поднялся из-за стола. – Мы отзовем жалобу против строительного предприятия, — сказал он, не посоветовавшись со своей доверительницей.

Теперь она сделала его! Он отзовет обратно жалобу и свой хвост, как говорилось на жаргоне адвокатов – самое умное решение, которое адвокат мог принять в этой ситуации.

Вдова не произнесла ни слова. Была только досада, если адвокат брал с собой свою клиентку на встречу с соперничающей стороной – то эмоции обычно накалялись, и Эвелин хотела этого избежать.

— До следующей встречи, коллега, — она пожала доктору Джордану руку и кивнула вдове.

Когда Эвелин покидала кафе, позади нее звучали крики госпожи Кислингер. Пожалуй, доктор Джордан разъяснял своей доверительнице отношения, которые та не поняла. При этом она могла говорить о том, что той повезло, что все закончилось для нее так удачно.

Суд отклонил бы жалобу уже в первый день рассмотрения, и она не получила бы ни цента и, в лучшем случае, осталась бы с судебными расходами и издержками на адвоката. В худшем случае, пресса бы полила грязью ее супруга посмертно. Какой позор! Эвелин слишком хорошо знала, как сильно преувеличивали ежедневные газеты. Пользующийся отличной репутацией педиатр в состоянии опьянения, после посещения борделя, утонул в канализационной шахте…

Для Эвелин это было дело в стол.

Полуденное солнце, казалось, прекрасно нагревало мостовую и со Штефанплатц Эвелин слышала ржание и стук копыт лошадей, которые тянули кареты с туристами по городу.

Пока она шла к машине, то позвонила дяде Яну, другу своего отца. Она только что сохранила маленькую строительную фирму от разорения.

Когда Эвелин вошла в канцелярию, в фойе ее поймал Крагер. Он посмотрел на часы.

– Куда ты убежала?

Она знала это выражение лица – это значило, что у нее было самое большее три минуты. Крагера уже ждала следующая встреча.

— Я объяснила доктору Джордану положение вещей. – Эвелин рассказала о встрече.

Когда она закончила, Крагер усмехнулся.

– Смерть от собственных неосторожных действий, никакой чужой вины. Великолепно, Эвелин. Я бы не сделал лучше. – Он фамильярно положил ей руку на плечо.

Она вздрогнула. Он все-таки знал, что она терпеть этого не могла, но снова и снова так делал! На этот раз девушка ничего не сказала, но, вероятно, он заметил ее взгляд, потому что быстро убрал руку обратно.

— Поговори с нашим секретариатом – мы отгребем от канцелярии Джордана смачный гонорар за все наши издержки. – Он развернулся и поспешил на следующую встречу. – Завтра мы обсудим наше новое дело. – Затем шеф исчез.

Следующее дело! «Я едва могу этого дождаться», — саркастично подумала Эвелин. Крагер вытаскивал только так называемых доходных важных клиентов, у которых можно было взять большое количество денег. В грошах он был не заинтересован, а действительно интересные дела игнорировал. Но ей так надоело разбивать маленьких частных истцов перед судом для того, чтобы концерны могли и дальше загребать деньги. Лучше всего она хотела принимать уголовные судебные дела – но ее внутренний голос говорил, что время для этого еще не пришло.

Эвелин вошла в свой офис. Коллеги оставили ей на столе бутылку шампанского и поднос с оставшимися закусками от двадцатипятилетнего праздника. Она сняла фольгу. Икра и лосось! Обычно, девушка любила рыбу, но, в данный момент, у нее не было аппетита. По крайней мере, Бонни и Клайд этому обрадуются.

Она бросила свой блейзер на спинку кресла, сняла туфли на каблуках и упала на стул. Затем Эвелин открыла бутылку шампанского и наполнила стакан.

— За выигранное дело, — выпила она за свое здоровье. На письменном столе стояла фотография ее родителей – один из последних снимков, прежде чем произошла беда, и одна с Бонни и Клайдом, которым было по десять недель и они лежали рядом в корзинке для покупок. Это была ее семья. Две серо-полосатых кошки. В офисе Эвелин не было других частных вещей, вплоть до кактусов на подоконнике – такого же колючего как и ее характер, как сформулировал однажды коллега. Другие называли ее ёж, потому что она могла сворачиваться клубочком и выпускать иглы – так звучало более обаятельно.

Ее шкафы были заполнены файлами и текстами законов, и на письменной столе громоздились документы случая с крышкой шахты: дюжины протоколов, фотографии и заметки на память.

Эвелин начала упорядочивать документы. Когда она держала в руке цветные фотографии с камеры банкоматы, ее охватило тоже самое чувство дежа-вю, как несколько дней назад в районном суде. Странное ощущение покалывания в животе было от этих фотографий? Она разглядывала снимки. Съемки двадцатичетырехчасовой камеры что-то ей говорили. Но что?

Эвелин точнее рассматривала фотосет. Он был с того вечера, когда Кислингер утонул в шахте. Стройплощадка была видна только с левого края. По существу, снимки были не интересными, так как открытый люк канала находился вне поля зрения камеры. Но это были единственные снимки, которые были с этого места аварии, и Патрик, знакомый частный детектив, обеспечил ее ими. Естественно, они также были и у уголовной полиции – она получила их в первую очередь от ИТ-отделения банка. Но обеспечение уликами могло происходить также и для Эвелин.