Лето в пионерском галстуке - [142]

«А что, если он никуда не уехал? Ни в Америку, ни в Тверь. Что, если он в Москве? Что, если он там — у Белого дома? Что, если эти бандиты связаны с политикой? Что, если Володя связан с ними и с переворотом, ведь раньше он ходил на какие-то митинги?»

Вечером стало ещё хуже. Начался штурм Белого дома, по Садовому кольцу поехали танки. Когда Юра увидел, как люди стали на них бросаться и кого-то убили, его затрясло уже всего. В темноте ночи было так трудно разглядеть, кто именно погиб — это был парень, брюнет, без очков, но ужасно похожий на Володю.

«Вдруг это он? Вдруг очки разбил?» — звучало в голове, но в глубине души Юра понимал, что это просто истерика. Что в миллионной Москве сотни тысяч молодых людей ростом, телосложением и цветом волос похожих на Володю. Но всё равно боялся. А вскоре убедился в том, что убитый — действительно не Володя.

Юра написал друзьям со двора, попросил сходить в его старую квартиру, узнать, не приходило ли ему писем. Если приходили, забрать и переслать в Германию. Ответ пришёл спустя месяц. Друг писал, что квартира всё ещё стоит пустая, а в ящике писем нет. Он поделился новостями о том, что происходит в стране, но Юре нечего было на это ответить, кроме как ещё раз просить хотя бы иногда заглядывать в почтовый ящик.

В декабре 1991 года СССР перестал существовать. Юра смотрел по телевизору, как советский флаг над Кремлём спустили и вместо него подняли российский. С флагом СССР будто опустился занавес его старой жизни, а с триколором — поднялся занавес новой. И тогда Юра понял, что время его детства ушло окончательно. Оно подарило ему любовь и дружбу и ушло, забрав всё с собой. Впереди ждало другое, новое время и совсем другая жизнь. И Юре пора было, как когда-то писал Володя, перестать оглядываться на него и научиться жить нормальной жизнью.

Вскоре он узнал, что в его городе, как и во всей Германии, много русских. Они не создавали официальных общин, но держались друг друга. Кроме телевидения, именно от них Юрина семья узнавала, что происходит в России и Украине.

Юра с трудом адаптировался к новой жизни. Первое время по большей части дружил с такими же эмигрантами, как он сам. Когда начался учебный год, он принялся как можно больше общаться с немцами, хотя они казались ему людьми из совершенно другого теста, ни капли не похожими на людей из СССР. О том, чтобы строить с кем-то отношения, нечего было и думать. Пока Юра даже не интересовался жизнью секс-меньшинств в Германии. Чувствующий себя потерянным, никому не нужным, лишним и бессильным, он старался подстраиваться под окружающих, походить на своих однокурсников-немцев, пытался избавиться от акцента. Но всё равно выделялся, даже молча — он думал о Володе, он все ещё помнил, как сильно его любил. И ему всё так же не нравились женщины.

Правда, вскоре Юра узнал, что в Берлине отношение к гомосексуалам было совсем другим, нежели в СССР.

Песчаная тропинка под острым углом уходила к реке. Местами Юра поскальзывался и съезжал вниз. Так было и в 1992 году — жизнь сама собой несла его вперёд. Юра продолжал прилежно учиться и, кроме учёбы, не делал ничего, но вокруг него всё менялось. И изменилось до неузнаваемости.

Случилось то, чего так боялся Володя, — Юра стал заглядываться на других парней. Он не предпринимал попыток найти пару или хотя бы просто познакомиться с кем-то из «своего» круга. Но совершенно случайно на одну из университетских вечеринок пришёл открытый гей, член берлинского прайда. Он не привлекал Юру сексуально, а вот Юра ему понравился, но это не помешало им подружиться. Чуть позже Мик рассказал ему про комьюнити и пригласил в квартал, где тусуются берлинские геи.

В следующие выходные Юра поехал на Ноллендорфплац. Выйдя из метро, отправился с площади на Моцштрассе и только ступил туда, как остановился, растерянный. То, что он увидел, не было мечтой или сном, потому что Юра не мог такое даже вообразить. Это был параллельный мир, шумный, людный, яркий и свободный. Юра будто оказался на другой удивительной планете, где царила атмосфера праздника, где Юра не был чужим и где, казалось, его даже ждали. Десятки песен разом звучали из десятков клубов, сотни людей гуляли вокруг. Кто-то, как и Юра, шагал в одиночестве, выискивая кого-то взглядом в пёстрой толпе. Но большинство составляли однополые пары. Они вели себя раскованно и свободно, почти на грани вульгарности: гуляли, держась за руки, целовались прямо на улице, прямо при всех, и ничего им за это не было! Ни осуждающего взгляда, ни грубого слова — ничего! Юра не верил в реальность происходящего. Замерев на месте, хлопая расширенными от удивления глазами, завистливо глядел на парочки и вздыхал: «Вот бы это Володя видел». Мик утверждал, что здесь это — норма, что война, о которой Юра не имел ни малейшего представления, уже выиграна. Но, воспитанный в СССР, Юра был уверен, что никогда в жизни не заставит себя вот так пройтись по улице, держась за руки с парнем.

На влажном после дождя асфальте прямо под его ногами лежали отражённые от электрической вывески бара полосы света — радужный флаг. Юра опустил взгляд, судорожно вздохнул и сделал шаг, ступив на отражение на земле. Набравшись смелости, он пошёл прямо по радуге к бару, где договорился встретиться с Миком.