Лето Святого Мартина. Шкура льва - [15]

— Попроси мадемуазель де Ла Воврэ немедленно прибыть сюда, — приказала она мальчику и закрыла дверь.

Гарнаш глядел во все глаза, пытаясь уловить какой-либо тайный знак, прошептанное слово, но не заметил ни того ни другого.

Расхаживая, он подошел к другому концу стола, где стояла чаша с вином, которую мадам предназначала для Мариуса. К своей же Гарнаш не притронулся. Словно по рассеянности, он взял чашу Мариуса, взглядом показал мадам, что пьет за нее, и осушил до дна. Она наблюдала за ним, и внезапно у нее мелькнула мысль, что он подозревает ее в нечестной игре. Она немного приуныла, но потом подумала, что у нее в запасе средство, с помощью которого, если все остальные не дадут результатов, она могла бы удержать мадемуазель в Кондильяке. Однако ей казалось невероятным, чтобы столь осторожный и осмотрительный человек рискнул отправиться в Кондильяк, не предприняв мер, гарантировавших его возвращение. В глубине души маркиза почувствовала страх перед ним. Но тут она вспомнила о вине, и еле заметная улыбка заиграла на ее устах, а брови чуть приподнялись. Она взяла чашу, наполненную для парижанина, и поднесла ее своему сыну.

— Мариус, почему ты не пьешь? — спросила она.

Прочитав в глазах матери приказ, тот взял чашу из ее рук и, поднеся к губам, осушил наполовину, в то время как вдова с тончайшей улыбкой презрения окинула Гарнаша торжествующим взглядом, словно отвергая недостойное подозрение.

Дверь отворилась. У порога стояла девушка.

Глава V. ГАРНАШ ВЫХОДИТ ИЗ СЕБЯ

— Вы посылали за мной, мадам? — произнесла она, не решаясь переступить порог комнаты, и ее голос — приятное мальчишеское контральто — был холоден и чуть высокомерен.

Маркиза заметила эту, не предвещавшую ей ничего хорошего, холодность, и в ее душу закралось сожаление, что она решилась на столь смелую игру, позволив встретиться Гарнашу и Валери. Но для нее это был последний шанс попытаться, наконец, убедить гостя в достоверности ее утверждений относительно изменившихся планов мадемуазель. Услышав о прибытии Гарнаша, она сразу же поспешила сообщить девушке, что, если за ней пошлют, ей надо будет сказать господину из Парижа о своем желании остаться в Кондильяке. Мадемуазель, естественно, отказалась, и мадам, чтобы заставить ее уступить, прибегла к угрозам.

— Ты, конечно, можешь поступать так, как считаешь нужным, — сказала она угрожающе-сладким тоном. — Но обещаю тебе: если поступишь по-своему, то не успеет зайти солнце, как Мариус станет твоим супругом, желаешь ты этого или нет. Месье де Гарнаш прибыл один, и если я того захочу, один и уедет, а может, не уедет вовсе. У меня достаточно своих людей в Кондильяке. Ты сможешь утешаться надеждой, что этот человек еще вернется, чтобы помочь тебе. Возможно, это и произойдет, но для тебя все уже будет решено.

Валери побледнела, почувствовав, что силы оставляют ее.

— А если я подчинюсь, мадам? — спросила она. — Если я сделаю так, как вы желаете, и скажу этому господину, что не хочу ехать в Париж, что тогда?

Вдова сразу смягчилась:

— В этом случае, Валери, ты будешь жить здесь, как и прежде, не испытывая никакого стеснения.

— Но прежде меня стесняли, и довольно сильно! — с негодованием возразила девушка.

— Едва ли это так на самом деле, — ответила вдова, — мы пытались направить тебя на путь истинный, не более того. И в дальнейшем мы будем делать то же самое, если ты доставишь мне удовольствие и дашь отпор этому месье Гарнашу. Но если ты подведешь меня, то, повторяю, выйдешь замуж за Мариуса еще до наступления вечера.

Она не стала ждать, пока Валери согласится, ибо была слишком умна, чтобы выдать свою озабоченность этим. Маркиза покинула девушку, успокаивая себя тем, что непреклонность, с которой угроза была произнесена, не позволяет ослушаться ее.

Но теперь, при звуках этого голоса, при виде этой холодности, решительности, начинала сожалеть, что не добилась от Валери твердого обещания вести себя определенным образом.

Она посмотрела на Гарнаша. Его взгляд был устремлен на девушку. Он отметил изящество и гибкость ее фигуры, не очень высокой, но казавшейся выше в черной траурной одежде; ее овальное лицо, немного бледное от волнения, и копну вьющихся каштановых волос под тончайшим белым капором.

Весь ее благородный облик убедительно свидетельствовал, что на этот раз его не обманывали и девушка, стоящая перед ним, была и в самом деле Валери де Ла Воврэ.

Мадам пригласила ее войти, и она перешагнула наконец порог. Мариус поторопился закрыть дверь и поставить для нее кресло, всем своим поведением намекая на едва сдерживаемый почтительностью пыл влюбленного.

Валери села, сохраняя внешнее спокойствие, так что, глядя на нее, никто и не предположил бы, насколько она взволнована, и устремила свой взор на человека, которого королева послала, чтобы освободить ее.

Наружность Гарнаша, однако, едва ли соответствовала роли Персея, возложенной на него. Она увидела перед собой высокого худощавого человека с выступающими скулами, длинным, с горбинкой носом, яростно топорщившимися усами и глазами острыми, как лезвие клинка, и показавшимися ей проницательными.