Лето Святого Мартина - [8]
Флоримона по-прежнему нет. У нас есть все основания полагать, что он не знает о смерти отца. Время от времени от него приходят письма; из них следует, что, по крайней мере, три месяца назад Флоримон был жив и здоров. Чтобы найти его и настоять на немедленном возвращении домой, к нему был отправлен посыльный. Но еще до его возвращения королева решила предпринять необходимые шаги, гарантирующие мадемуазель де Ла Воврэ свободу и защиту от оскорблений со стороны мадам де Кондильяк и ее сына, и — enfin[12], чтобы положить этому конец раз и навсегда.
Мне поручено, месье, ознакомить вас с этими фактами, и я требую, чтобы вы отправились в Кондильяк и вызволили оттуда мадемуазель де Ла Воврэ, которую мне затем предстоит сопровождать в Париж ко двору ее величества, где она будет находиться до тех пор, пока молодой маркиз не вернется и не предъявит на нее свои права.
Завершив свой рассказ, Гарнаш откинулся в кресле, положил ногу на ногу и пристально посмотрел на сенешала, ожидая ответа.
Он заметил, как на его оплывшее лицо легла печать растерянности и оно потеряло добрую часть присущего ему цвета. Трессан почувствовал себя чудовищно неловко и пытался потянуть время.
— Не кажется ли вам, месье, что словам этого ребенка — мадемуазель де Ла Воврэ — придается слишком большое значение?
— Вы думаете, она преувеличивает? — ответил вопросом на вопрос Гарнаш.
— Нет-нет. Я не говорю этого. Но… Но… Не лучше было бы… Более… а-а… для всех заинтересованных, чтобы вы сами неожиданно отправились со своим поручением в Кондильяк и потребовали бы выдачи мадемуазель?
Посланец королевы какое-то мгновение молча смотрел на него, затем внезапно встал и, передвинув свою портупею в нормальное положение, свел брови, из чего сенешал сделал вывод, что его предложение не понравилось.
— Месье, — очень холодно, как человек, едва сдерживающий нарастающий гнев, произнес парижанин, — позвольте мне сказать вам, что я впервые в своей жизни занимаюсь делом, касающимся женщин, а мне почти сорок лет, и оно, могу вас уверить, мало мне нравится. Я взялся за него лишь потому, что, будучи солдатом и получив приказ, не мог, к сожалению, не исполнить его. Но, оказавшись в таком положении, месье, я намереваюсь твердо придерживаться буквы моего предписания. Я уже претерпел более чем достаточно из-за интересов этой девицы. Я ехал из Парижа, а это означает почти неделю в седле, что немало для человека, привыкшего к определенному образу жизни и приобретшему вкус к маленьким удобствам, от которых он очень неохотно отказывается. Я питался и ночевал на постоялых дворах, причем питался хуже некуда, а спал на самых жестких и едва ли самых чистых постелях. Ventregris! Представьте себе, прошлой ночью мы остановились в Лузане, и единственная гостиница там оказалась самой настоящей лачугой, в которой я, месье сенешал, будь моя воля, не поселил бы и пса.
Лицо его покраснело, в голосе зазвучали высокие ноты.
— Я и мой слуга спали в одной спальне. Тысяча чертей! Месье, в одной спальне! Вы понимаете? В нашей компании были пьяный виноторговец, коробейник, паломник на пути в Рим и две крестьянки; отправляясь спать, из соображений благочестия, свет они не зажигали. Я прошу вас понять мои чувства в подобной ситуации. Можно было бы рассказать и больше о том, что пережил в пути, но я выбрал только один, зато самый яркий пример.
— Да, это поистине возмутительно, — лицемерно посочувствовал сенешал, усмехаясь про себя.
— И вот я спрашиваю вас: разве все это не дает мне права действовать только в рамках приказа?
Теперь сенешал смотрел на него со все возрастающим беспокойством. Если бы его собственные интересы не были замешаны в этом деле, он бы от души повеселился, слушая этого любителя комфорта. Но на этот раз ему нечего было сказать, потому что все его мысли и чувства были нацелены на выход из ловушки, которая, казалось, подстерегала его: как сделать вид, что он служит королеве, не идя в то же время против интересов вдовы Кондильяк, и как услужить вдове, не идя против воли королевы?
— Чертова девчонка! — прорычал он, невольно выдавая свои мысли. — Дьявол ее побери!
Гарнаш мрачно улыбнулся.
— Я разделяю ваши чувства, — сказал он. — Именно эти слова я повторял сотню, нет, пожалуй, тысячу раз по пути из Парижа в Гренобль. И все же я не вижу, почему бы у вас, в отличие от меня, было достаточно оснований проклинать ее.
Но довольно, месье! Думаю, вы меня поняли. Я проведу день в Гренобле, отдохну. Завтра в это же время я буду готов выехать в обратный путь. Сочту за честь нанести вам визит и принять от вас на попечение мадемуазель де Ла Воврэ. Я рассчитываю, что завтра к полудню она сможет отправиться со мной в обратный путь.
Он поклонился, взмахнув шляпой с перьями, и собрался было уйти, но сенешал остановил его.
— Месье, месье, — в жалобном испуге вскричал он, — вы не знаете вдову Кондильяк.
