Лето потерянных писем - [27]

В моем городе еврейская община была такой небольшой, что мои впечатления отличались от ощущений Ноя. Я никогда не чувствовала себя окруженной еврейскими общинами или определенными условиями, но притом у меня ни разу не возникло чувства, что я обязана представлять иудаизм. Мы следовали своей вере в кругу семьи. Но, возможно, это облегчало задачу, ведь я никогда не чувствовала, что вообще должна что-то представлять.

– Немного. Это подавляет.

– Наверное. Не знаю. В детстве я не задумывался над этим. Я просто был счастлив сюда вернуться, сбежать из города и плавать или кататься на лодке. Но теперь… – Ной пожал плечами. – Мою семью очень волнует наш облик. Я не хочу их нервировать.

Оу.

– Вот почему ты так беспокоишься, что у твоего деда и моей бабушки мог быть роман?

Он открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг нас перебила подскочившая к нам девушка.

– Ной! – Она направила на него всю мощь своей улыбки. – Чем занят?

Мы с Ноем удивленно повернулись к ней.

– Эм, просто болтаем, – ответил он.

– О чем?

Мы переглянулись, и я испытала знакомое сплочение, эмоцию, с которой нельзя делиться с посторонними.

– Да ни о чем, – сказал Ной, и мы оба улыбнулись девушке. – Это Эбигейл.

– Привет. – Она почти не обратила на меня внимания, не сводя глаз с Ноя. – Нам нужно, чтобы ты кое-что установил.

– О. – Он посмотрел на меня. – Конечно.

Я обхватила себя за талию, вдруг почувствовав невероятную пустоту.

– Тогда до встречи.

После того как Ной ушел вслед за этой девушкой, ко мне подскочили подруги.

– Что тут произошло? – спросила Джейн.

– Откровенно говоря, понятия не имею. – Я смотрела, как Ноя окружила его компания. – Просто немного поболтали о консервативности и самоидентификации.

– Это очень странно, – бросила Стелла и пошевелила бровями. – Ты оставишь себе его рубашку?

Я легонько толкнула ее в плечо.

– Это ты странная.

Рубашку я оставила себе.

Глава 9

20 июня, 1955

Иногда я скучаю по тебе, как солнце скучает по луне, запертое на своей орбите и неспособное к ней приблизиться. Это телесная боль. Я чувствую напряжение в спине и лопатках, чувствую, как сковывает мышцы шеи. Я успокаиваюсь лишь рядом с тобой, только когда прикасаюсь к тебе. Но вдали от тебя мне на плечи словно взвалили целый мир. Я не могу дышать, как дышу на острове, рядом с тобой – так же легко и глубоко. Порой я обхватываю себя руками и притворяюсь, что это ты меня обнимаешь, будто это твои руки на моей спине.

Через несколько дней я проснулась раньше обычного. Когда я вышла на улицу, солнце уже крепко припекало, а от зноя остров был подернут дымкой. Я раскошелилась на попутку, иначе не смогла бы добраться до особняка Барбанелов, не будучи похожей на пропитавшуюся потом развалину. Когда я вышла из машины, птицы радостно щебетали, а волны океана двигались в такт собственной песне. В конце круговой дорожки из дробленого ракушечника вырисовывались очертания «Золотых дверей» – серого, элегантного и тихого дома. Он не раскрывал слабостей, не выдавал секретов. «Золотые двери» с гордостью и без единой жалобы исчезли бы в море, если бы берег сдался в извечной битве против посягательства океана. Оттого я почувствовала себя бродягой, мелким незваным гостем.

Я поднялась по пологим ступенькам веранды и позвонила в дверь. Наверное, стоило перестать приписывать чувства неодушевленным предметам, особенно ярую неприязнь. Ну, хотя бы Печальный Слон меня любит, несмотря на свои личные переживания.

– Привет. – На пороге показался Ной, одетый в спортивные штаны и футболку; оба предмета одежды с логотипом школьной спортивной команды по гребле. О. Спорт объяснял его идеальные руки.

Не то чтобы я обращала внимание на упомянутую деталь.

– Привет.

– Хочешь зайти?

Я кивнула, словно это не я кучу раз орала на этого парня. Совсем другое дело, подумала я, оказаться на территории его дома теперь, когда решила вести себя как паинька.

– Так в чем план, Эбигейл Шенберг? – спросил он, когда мы вошли в просторный холл особняка. Я никогда не бывала в такой прихожей и остановилась, чтобы осмотреть высокие потолки и широкую лестницу. – С чего хочешь начать экскурсию?

Мне никак не удавалось унять тревогу, которую вызывал у меня этот дом.

– Может, выйдем на улицу?

Мы прошли через гостиную, в которой несколько недель назад я подавала шампанское, и, открыв стеклянные двери, оказались на лужайке. Без белых шатров и звуковых систем она ничуть не утратила своей пышности. Возможно, даже стала лучше с холмистым зеленым газоном, буйно цветущим садом и видом на океан.

– Можно посмотреть розарий? И беседку? – Увидев пронизывающий взгляд Ноя, я добавила: – Я читала о них в письмах.

– Серьезно?

– Знаешь, ты и сам можешь их прочитать.

– Зачем, если ты уже рассказала мне самое интересное?

У меня вырвался смешок.

– Не все самое интересное.

– Что ты хочешь сказать?

Я поджала губы и покачала головой, чувствуя, как горят мои щеки. Ной приподнял брови.

– Что?

– Ничего.

В голове невольно всплыла одна строчка из писем: «Как бы я хотел увидеть тебя обнаженной в лунном свете среди роз».

Ну уж нет, таким делиться я не стану.

– Ну же. Пойдем.

По краю лужайки росли цветы – романтичного нежно-розового оттенка на фоне темно-зеленой листвы. Ночные фиалки всех цветов, яркие фуксины, белоснежные и пурпурные. На растение с гроздьями розово-фиолетовых звездочек приземлилась бабочка-монарх.