Лето на улице Пророков - [74]
Сопричастность иному может, конечно, нивелировать его инаковость, развеять всю атмосферу таинственности. В конце концов она способна создать впечатление, что многообразие и гетерогенность романного мира — не что иное, как поверхностная видимость. Шахар хоть и не демонстрирует большого интереса к эпистемологическому вопросу о возможности знания иного как иного, но в его творчестве чувствуется понимание потенциала агрессии, заложенного в солидарности с ближним. Так или иначе, когда речь идет об иерусалимском городском пространстве, инаковость и агрессивность сталкиваются на границе: военная граница — линия прекращения огня 1949 г., разделившая город, — тому яркий, но не единственный пример. Мы, однако, утверждаем, что граница для Шахара — это не преграда, за которой находится принципиально и окончательно запретный и недостижимый мир. Хотя события эпопеи занимают временной промежуток с начала двадцатых до конца восьмидесятых годов, мы не встретим ни повествователя, ни кого-либо из его героев стоящим за пограничной оградой с колючей проволокой и глядящим слезящимися глазами на ранее открытые для него места, вроде Масличной или Подзорной горы, оказавшиеся под контролем арабского легиона королевства Иордания. Точно так же мы не найдем в «Чертоге разбитых сосудов» (и это еще удивительнее в свете правых политических убеждений Шахара) выражения радости, когда доступ к этим местам снова открылся в результате победной Шестидневной войны. Иерусалим Шахара в принципе доступен всегда.
И вместе с тем граница является важнейшей составляющей сюжета «Чертога». Улица Пророков определяется как пограничный район, за которым располагаются агрессивные миры арабов и ультраортодоксов. Но то, что лежит за границей, не есть некая чужая инаковость, соблазнительная тем, что она одновременно столь близка и столь запретна и недостижима. Напротив, инаковость, лежащая за границей, представляет угрозу гетерогенному, многоликому миру, столь дорогому повествователю, именно в силу своей ревностной охраны коллективной самоидентификации, единства и однозначности.
Михаль Пелед-Гинзбург,
Моше Рон
Улица Пророков в начале века
Памятен мне Иерусалим начала нынешнего века, выглядевший так: часть его, что за пределами стены, тянется от Яффских ворот до богадельни (ныне автовокзал), словно длинная, в две мили, лента, и с обеих сторон на нее нанизаны кварталы. Две главные улицы — улица Яффо и улица Пророков — проходят по середине почти что во всю ее длину, параллельные, как две лестничные балки, соединенные между собою несколькими короткими поперечными улицами и несколькими проходными дворами, наподобие лестничных ступеней. Близки эти улицы — за минуту проходит человек от одной из них до другой. И тем не менее весьма отличались они в те времена своими физиономиями. Улица Яффо была главной транспортной артерией города. Во все дневные часы, да и ранним вечером не прекращалось на ней движение пешеходов, шум колес пассажирских экипажей и грузовых повозок, поступь странствующих караванов, звон лошадиных бубенцов и верблюжьих колокольцев. На этой улице сконцентрировалась торговая жизнь. Ряды выходящих на улицу домов были заняты лавками и магазинами, а частично и мастерскими, над входами которых красовались разнообразные вывески.
А у улицы Пророков была совершенно иная физиономия. Повозка проезжала здесь лишь изредка. Не было здесь ни лавки, ни мастерской, ни ресторации. Стоит человек на углу улицы Пророков и смотрит на юг — видит шумную, оживленную улицу Яффо; а улица Пророков погружена в тишину. Единицы держат по ней путь, степенно, без спешки и без шума. Среди них выделяются люди почтенные — доктора, педагоги и различные общественные фигуры, когда зимою надевают они накидки — пелерины без рукавов, которые были знаком отличия просвещенных горожан. Среди домов по сторонам этой улицы есть такие, что служат общественными учреждениями, а есть и особняки местной знати. В противоположность будничной суете улицы Яффо, на улице Пророков царила почтенная и благородная тишина. Здесь были возведены здания больниц, учебных и культовых заведений христиан, и здесь же поселились врачи.
Давайте же пройдем по этой улице и последим за ее обликом и за ее жизнью в те дни, выйдя с западного конца, с того места, которое ныне называется площадью Давидки.
Первое в ряду медицинских учреждений на этой улице — Английская больница, занимающая большую площадь. Это учреждение в былые времена предоставляло медицинскую помощь и госпитализацию бесплатно или за символическую плату. Почти все ее клиенты были евреями, в особенности из бедного сословия. Евреи испытывали доверие (иногда доходившее до слепой веры) к профессиональным способностям врачей и персонала, но в сердце своем досадовали на них за их миссионерские устремления. Посетители этого заведения часто вынуждены были выслушивать чтение глав Нового Завета и даже проповеди христианских священников, толпясь возле служащего, выдававшего номерки на прием. Было широко распространено общенародное мнение, что нет специалистов, равных докторам этой больницы, и в час серьезной опасности все полагались на профессиональное мнение английского врача. Он также охотно соглашался на домашние визиты. Позвали — он тут же высвобождает время, садится на своего мула и является в дом больного, осматривает, объясняет на ломаном немецком языке, выписывает лекарство и с улыбкой удаляется.
Давид Шахар, великий мастер описания страстей человеческих, возникающих не просто где-то, а в Иерусалиме. «Сон в ночь Таммуза» почти дословный парафраз шекспировского «Сон в летнюю ночь» – переплетения судеб, любви, измен и разочарований, завязка которых – в Иерусалиме 30-х годов, Палестине, периода британского мандата, необычном времени между двумя мировыми войнами. Художники, поэты, врачи, дипломаты – сейчас бы сказали «тусовка», тогда – «богема».Страницы романа пронизаны особой, левантийской эротикой.
Иерусалим, один из знаменитейших городов мира, все еще представляется нам необжитым и малознакомым. Вся его метафизика по-прежнему сосредоточена где-то за пределами нашей досягаемости: в археологических пластах или в заоблачных высях теологии, плохо поддающейся переводу. Для того чтобы увидеть город, на него нужно взглянуть сквозь страницы любимых книг. Такой, неотделимой от Иерусалима книгой, и является лирическая эпопея Давида Шахара «Чертог разбитых сосудов», вторая часть которой представляется сегодня русскому читателю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, в присутствии которых ни один уважающий себя скелет не усидит в своем шкафу. Максим Щербина всего-то поехал в отпуск, познакомиться с семьей своей жены. Он не собирался спускать лавину. Как обычно. Впрочем, в уважающем себя доме все драмы и трагедии происходят тихо — и без ярко выраженных последствий.Это не боевик и даже не приключенческий рассказ, а гораздо хуже…
Рут Швайкерт – известная швейцарская писательница, лауреат престижных литературных премий.«Когда человеку исполняется тридцать, он открывает в себе удивительный новый талант – способность вспоминать» (И. Бахман). В день тридцатилетия героиня романа «Закрыв глаза» не только обрела дар воспоминаний, но и зачала желанного ребенка, которому так и не суждено было появиться на свет.Это книга о трудностях любви, обыденном безумии и «банальных катастрофах» повседневности.Женская судьба героини – главная интрига романа, написанного ярким, образным языком без тени сентиментальности.
Владимир Волкофф – новое имя для русского читателя, хотя на родине писателя, во Франции, оно широко известно. Потомок белых эмигрантов, Волкофф пишет по-французски и для французов, однако все его произведения проникнуты особым духом, который роднит их с лучшими образцами русской литературы. В сборнике новелл «Ангельские хроники» автор излагает свою, оригинальную точку зрения на роль небесного воинства в мировом историческом процессе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Брачные узы» — типично «венский» роман, как бы случайно написанный на иврите, и описывающий граничащие с извращением отношения еврея-парвеню с австрийской аристократкой. При первой публикации в 1930 году он заслужил репутацию «скандального» и был забыт, но после второго, посмертного издания, «Брачные узы» вошли в золотой фонд ивритской и мировой литературы. Герой Фогеля — чужак в огромном городе, перекати-поле, невесть какими ветрами заброшенный на улицы Вены откуда-то с востока. Как ни хочет он быть здесь своим, город отказывается стать ему опорой.
Роман Минотавр рассказывает о буднях израильского тайного агента, в которые ворвалась всепоглощающая любовь к прекрасной девушке по имени Теа. И профессия, и время и место деятельности героя обрекают его на поиски выхода из лабиринта этнического и культурного противостояний. Биньямин Таммуз (1919, Харьков — 1989, Тель Авив) — один из ведущих израильских прозаиков, в этом увлекательном романе пересматривает увлекавшую его в молодости идеологию «Кнааним».