Лето 1969 - [10]
«Думаю, хозяйка – ирландская католичка, – заметил Дэвид. – Будем надеяться, она всех держит в ежовых рукавицах».
Когда подруги съезжают на MG с парома в Оук-Блаффс, Кирби в знак благодарности складывает руки перед грудью в молитвенном жесте. Она начинает жизнь с чистого листа в совершенно новом месте.
Ну ладно, может быть, не в совершенно новом. Она все еще на острове у побережья Кейп-Код; от Нантакета ее отделяет всего одиннадцать миль по прямой. Она могла бы уехать в бедный район Филадельфии, чтобы работать с неблагополучной молодежью. Или кататься по сельской Алабаме, регистрируя избирателей. Так что это только первый шаг, но он пойдет ей на пользу.
Раджани с удовольствием изображает гида.
– Это – Оушен-парк, – кивает она на огромную зеленую поляну с белой беседкой в самом центре. – А слева – карусель «Летающие лошади» и кинотеатр «Стрэнд».
Кирби вертит головой, пытаясь все ухватить. В городе царит карнавальная атмосфера, чуть больше ожидаемого отдающая дешевым балаганом. Кирби рассматривает карусель – это, по словам Раджани, самая старая действующая платформенная карусель в стране, – а затем переводит взгляд на тротуары, кишащие людьми, которые едят жареных моллюсков из пестрых красно-белых картонных лодочек и облизывают рожки с мягким мороженым. В городе действительно царит обещанное Раджани разнообразие, и это как глоток свежего воздуха. Мимо проезжает чернокожий подросток на одноколесном велосипеде. Где-то по радио играет песня группы Fifth Dimension «The Age of Aquarius». Кирби покачивает головой в такт музыке. Это рассвет чего-то и для нее. Но чего?
– Мы живем в методистском кемпинге, – сообщает Раджани, и Кирби сдерживает гримасу. Ей приходит в голову, что хуже, чем жить в кемпинге, – только жить в религиозном кемпинге. Но кемпинг оказывается районом, дома в котором выкрашены в цвета пасхальных яиц и украшены искусной пряничной отделкой.
– Вон тот мой, – указывает Раджани на особняк цвета лаванды с острым треугольным фронтоном над входной дверью; белая лепнина стекает с карниза, как глазурь с шикарного торта. Это сказочный домик, особенно по сравнению с архитектурой центра Нантакета, где каждое здание напоминает квакерскую вдову.
– Посмотри на тот, голубой, – ахает Кирби.
Здание голубого цвета вниз по улице просто восхитительно. Оно в два раза больше дома Раджани, над изящным крыльцом с качелями и рядом папоротников в подвесных корзинах – два фронтона. По обеим сторонам ведущей к дому дорожки растут кусты голубой гортензии, а пряничная отделка напоминает сосульки, – по крайней мере, так кажется Кирби.
– Это дом моего друга Даррена, – объясняет Раджани. – Он скоро выпустится из Гарварда. Хочешь, заглянем – вдруг он дома?
– Не стоит, – смущается Кирби.
– Идем, – зовет Раджани. – Ты же хочешь познакомиться с местными? Автомобиля не видно, но он мог загнать его в гараж. У Даррена отличные родители. Мать – доктор, а отец – судья.
Доктор и судья. Гарвард. Кирби представляет, как обрадуются бабуля и мама. Она знакомится с правильными людьми, совсем как на Нантакете, где буквально каждый – судья, или доктор, или гуру по идеальным манерам и непринужденной снисходительности.
– Ладно, – соглашается Кирби. Открытку маме можно отправить и позже, заодно упомянув всех уважаемых людей, с которыми она познакомилась на Винограднике Марты. – Идем поздороваемся.
Раджани поднимается по дорожке и звонит в дверь. Кирби размышляет о Даррене из Гарварда. Было бы здорово завести летний роман, роман, в котором она, Кирби, командует парадом, а не приходит в себя после нервного срыва. Хорошо бы перестать думать об офицере Скотти Турбо с его губительными зелеными глазами, татуировкой гейши и сильными руками, которые могли прижать оба ее запястья над головой, пока он целовал местечко чуть ниже левого уха.
Дверь открывает черная женщина в белом теннисном платье. На ее руках рельефные мышцы, на лбу блестят капельки пота. Волосы собраны в хвост, в ушах блестят бриллиантовые серьги. Она смотрит на обеих девушек – женщин! – но узнает Раджани и улыбается.
– Раджани! Вот теперь официально началось лето.
Поначалу Кирби сконфужена. Она гадает: «Горничная? Экономка? В теннисном платье и бриллиантовых серьгах?» А затем, мгновением позже, поражается собственной тупости и – скажем прямо – ханжеству. Эта женщина, должно быть, мать Даррена, доктор.
Хозяйка дома распахивает дверь. Раджани заходит внутрь, Кирби следует за ней. Дом яркий, летний и современный.
В гостиной справа – диван в темно-синюю и белую полоску с ярко-желтыми подушками и белый журнальный столик в форме фасолины. Кирби это нравится. В доме бабули нет ни одного предмета обстановки, которому было бы меньше ста лет.
– Доктор Фрейзер, – говорит Раджани, – познакомьтесь с моей подругой Кирби Фоли.
Доктор Фрейзер протягивает руку.
– Приятно познакомиться, Кирби.
Хозяйка изучает гостью на секунду дольше обычного. Или Кирби просто параноит? Она выглядит респектабельно, на ней запахивающаяся юбка с клубничным принтом, белая футболка с круглым вырезом и туфли «Доктор Шольс». Она отказалась от привычных мини-платьев, крестьянских блузок и обрезанных джинсов в пользу этого наряда, потому что хотела произвести хорошее впечатление на хозяйку, мисс О’Рурк. Кирби замечает сомнение на лице доктора Фрейзер. Это из-за того, что Кирби белая?
