Летний вечер, половина одиннадцатого - [27]

Они тоже больше не хотят есть. Зеленоватая тень просачивается в окна, закрытые ставнями и затянутые шторами. Прохладно. Клер снова откинулась на диванчике в расслабленной позе, подставляя всю себя взгляду Пьера. Он не глядит на нее, но разве может он не замечать ее присутствия? А она смотрит на зашторенные окна, на оливковую рощу за ними, смотрит, не видя ее. Тени раскаленного воздуха пляшут в ее глазах. Неистовой жизни полны ее глаза, переменчивые, как вода. Голубые, как ее платье, темно-синие, подернутые зеленоватой тенью от штор. Что же произошло сегодня утром в отеле, пока Мария спала?

Мария прикрывает глаза, чтобы лучше видеть ее, эту женщину, Клер.

Но она не видит Клер, не видит ничего, только трепещущую неподвижность ее взгляда, устремленного на штору. И вдруг, словно застигнутое врасплох, пристальное внимание Марии прячется, забивается глубоко внутрь ее существа.

Именно в эту минуту Пьер внезапно встает, идет к двери, открывает ее — солнце на миг слепит глаза — и выходит. Идут минуты, прошло десять минут.

— Хоть бы он вернулся.

Клер отвечает неопределенным жестом — она не знает, куда ушел Пьер. Так она и сидит, обернув лицо к двери, упорно отказываясь взглянуть на Марию. Они молчат до тех пор, пока не возвращается Пьер. Он курит сигарету — наверное, зажег ее на террасе.

— Ну и пекло на улице, — говорит он. Жюдит помогают слезть со стула.

— Где ты был, Пьер? — спрашивает Клер.

— На террасе. На шоссе ни души.

В графине осталось еще немного мансанильи. Мария допивает ее.

— Мария, пожалуйста, — просит Пьер.

— Вот теперь я чувствую, что устала, — вздыхает Мария. — Это последнее, больше я не пью.

— Мы ведь не можем ехать по такой жаре, правда, Пьер? — спрашивает Клер.

Она показывает на Жюдит. Жюдит зевает.

— Нет-нет, — говорит Мария. — Ей надо немного поспать. Жюдит хнычет, она не хочет спать. Пьер берет ее на руки и несет укладывать на большой диван, который стоит в густой тени в глубине холла. Жюдит затихает. Пьер возвращается к Марии и Клер. Взгляд Клер неотступно следует за ним, обволакивает его всего, когда он подходит. Он снова усаживается на диванчик. Надо ждать, пока выспится Жюдит.

— Она уже спит, — говорит он — он обернулся и смотрит на свою дочурку.

— Мы увезли бы его во Францию, — твердит свое Мария. — Может быть, он стал бы нам другом. Как знать?

— Никогда уже мы этого не узнаем, — отвечает ей Пьер. И улыбается. — Не пей больше, Мария.

VIII

— Как же я устала, — говорит Мария — она обращается к Пьеру, — со всем на свете, кажется, можно справиться, кроме такой вот усталости. Я посплю.

Мария стала кроткой. И Пьеру привычна эта ее кротость, как было ему привычно ее тело, вся она. Он улыбается Марии.

— Это очень давняя усталость, — объясняет он, — она долго копится, она складывается из всего, абсолютно из всего. Иногда она дает о себе знать. Вот как сегодня, Мария. Да ты и сама это понимаешь.

— Мы всегда чересчур полагаемся на свои силы, — говорит Мария. — Как я буду хорошо спать.

— Ты всегда чересчур полагалась на свои силы, — уточняет Клер. Они улыбаются друг другу.

— Алкоголь, — отвечает Мария, — чего же ты хочешь. И потом эта вечная неуверенность, в которой приходится жить. Ты не можешь этого знать.

— Я и не знаю. Так можно проговорить до вечера.

— Ох, нет, — вздыхает Мария, — я посплю.

Она вытягивается на диванчике. Клер сидит напротив нее.

Пьер оборачивается, чтобы взглянуть на Жюдит.

— Как она хорошо спит, — умиляется он.

— Считается, что все можно, — говорит Мария, — но она все-таки слишком мала для подобных путешествий — так долго ехать и по такой жаре.

Она не оставила Пьеру места на диванчике. Многие туристы тоже лежат, как она. Несколько мужчин устроились прямо на полу, на плетеных ковриках. В залах тихо. Дети спят, и все говорят шепотом.

— Я увезла бы его путешествовать, мы бы много ездили, из страны в страну, — она зевает, — и мало-помалу, день за днем я видела бы, как он становится другим, как привыкает смотреть на меня, слушать меня, а потом…

Она снова зевает, потягивается и закрывает глаза.

— Ты не выпьешь больше ни капли до самого Мадрида, — говорит Пьер. — Ни капли.

— Ни капли. Обещаю. Не так уж я много выпила, чтобы…

— Чтобы что? — живо спрашивает Клер.

— Чтобы стать совсем уж болтливой. И чтобы слишком убиваться из-за потери Родриго Паэстры. Ты ведь знаешь, что это такое, я собиралась сыграть с Родриго Паэстрой, сыграть с ним интересную партию. И — нате вам, пожалуйста — игра проиграна, едва начавшись. Вот и все. Но не так я много выпила, чтобы не смириться с этим. Ох, как же я хочу спать! Я уже сплю, Клер.

Мария закрывает глаза. Где они? Она слышит голос Клер.

— Через полчасика уже можно будет разбудить Жюдит?

Пьер ничего не отвечает. И тогда Мария говорит — в последний раз:

— Если хочешь. Решай сама. А я — я бы проспала до вечера.

Пьер говорит, что сейчас позвонит в отель «Националь» в Мадриде, чтобы заказать три номера. Он понизил голос до шепота. Идет звонить. Ничего не происходит. Клер здесь, рядом. Этот вздох над Марией, этот запах сандала в воздухе — это Клер. Марии снится, что она спит.

Возвращается Пьер. Три комнаты заказаны на сегодняшнюю ночь в отеле «Националь» в Мадриде, говорит он. Некоторое время они молчат. Комнаты на сегодняшнюю ночь в Мадриде. Оба знают: едва они приедут в Мадрид, Марии опять придет охота шататься по барам и пить. Им понадобится терпение, много терпения. Они одновременно закрывают глаза — поразительно, до чего согласны все их движения. Стыд не позволяет им смотреть друг на друга в ее присутствии, даже когда она спит. И все же они друг на друга смотрят, сознавая всю невозможность этого. И снова закрывают глаза под нестерпимым гнетом не терпящего проволочек желания. Первой говорит Клер: