Летний сон в алых тонах - [10]

? Я испуганно сглатываю. Адам снял свой темно-синий пиджак, повесил его на спинку стула и теперь сидит в одной ослепительно-белой рубашке. Из нагрудного кармана свешиваются солнечные очки на дужке. Верхняя пуговица рубашки расстегнута. Одна половинка воротничка отогнулась в сторону, чуть обнажая коричневую от загара грудь, но я стараюсь туда не смотреть.

– Я в основном руковожу делами из конторы, поэтому так одет. – Он окидывает взглядом свой прикид, потом пожимает плечами. – И я там уже восемь лет, так что они, наверное, начали привыкать к моему… стилю.

– Понимаю. У вас интересная работа?

– Иногда очень интересная. А порой сплошные бумажки.

– Это когда люди не умирают, да?

– Точно. Тогда все летит в тартарары. Вообще же самые частые преступления здесь, в шхерах, – это кражи и крушение судов. И неважно, что говорит по этому поводу мама.

– ХА-ХА!

Я смеюсь преувеличенным, нервным смехом. Отчасти потому, что Адам в моей голове по-прежнему остается без костюма, а отчасти потому, что волнуюсь.

За всю мою жизнь я еще ни разу не сидела так близко к полицейскому. Ведь он здесь только для того, чтобы взять свидетельские показания, верно? Не то чтобы у меня были поводы для беспокойства… Но ведь у каждого есть свои скелеты в шкафу, так ведь? Например, когда мне было одиннадцать, я сперла из супермаркета упаковку теста для имбирного печенья. В те годы я обожала тесто даже больше, чем само печенье. Еще как-то раз я выбросила счета за радио, а потом утверждала, что не получала их. А однажды я даже отправила выдуманную жалобу в «Эстреллу» – якобы я нашла в их упаковке с сырными чипсами дохлого жука, и спустя неделю к моему порогу доставили тридцать упаковок чипсов. И хотя мне было очень стыдно, я все их съела. А однажды…

– А вы сами-то кем работаете? – интересуется Адам. – Силла…

– Сторм. Силла Сторм. Я журналистка.

Кажется, эта новость его малость позабавила. Он положил на стол между нами маленький диктофон.

– Хм. Вот оно как. Значит, вы в какой-то мере тоже расследованиями занимаетесь?

– Да, можно и так сказать. Но в основном любовные истории и скандальные разводы.

– А в какой газете?

– «Шанс». Вот уж не знаю, знакома ли она вам…

– А, ну да. «Шанс». Лежит в каждой парикмахерской на столе, верно?

– ХА-ХА! Точно!

Боже мой, успокойся.

– Если бы не парикмахерские, мы бы уже давно закрылись, – сострила я.

Он улыбается. Интересно, сколько ему лет. Скорее всего, он на несколько лет старше меня. Волосы черные, как патока, и зачесаны назад в стиле пятидесятых. И сам он больше смахивает на комиссара полиции из какого-нибудь детектива 50-х годов. Среди полицейских Наки он, должно быть, выделяется, как флакон «Аква ди Парма» среди дезодорантов от Axe.

– Но сейчас я перешла на полставки, – говорю я. – Летом буду работать отсюда.

– Звучит здорово, Силла.

– М-м. Надеюсь на это.

Мне всегда казалось, что стоит чужому человеку произнести твое имя, как в теле зарождается особое чувство. Есть в этом моменте что-то волшебное. Особенно когда это делает мужчина. Мужчина твоего возраста. Который в придачу расследует убийства в темно-синем деловом костюме.

– Как насчет того, чтобы перейти к делу? – спрашивает Адам.

– Да, точно. К делу. Об убийстве.

Адам вскидывает на меня глаза. Внезапно его взгляд обретает серьезность.

– Кто вам сказал, что речь идет об убийстве?

– Иначе мы бы здесь не сидели, верно?

Он ненадолго замолкает. Потом откашливается.

– Давайте поговорим о Каролине Аксен.

И совершенно другого рода ощущения появляются, когда кто-то упоминает при тебе имя человека, который только что расстался с жизнью.

Я рассказала Адаму о том, что произошло ночью. В каком часу проснулась, что услышала, каким путем двинулась по проселочной дороге и что увидела. Рассказала все, что смогла вспомнить, несмотря на то, что случившееся больше похоже на сон. Ее белая одежда, белокурые волосы и то, как она кричала парню по имени Бенжи, чтобы он оставил ее в покое. По ходу моего рассказа Адам делал пометки в своем крохотном блокноте. Закончив, я схватила еще одну булочку из корзинки. После дачи свидетельских показаний чувствуешь зверский голод.

– У вас есть какие-нибудь зацепки? – спрашиваю я Адама.

– Зацепки?

Ой-ой. Какой глупый вопрос. Я пробую улыбнуться как можно более беззаботно, что, возможно, не совсем вяжется с «Ита-а-ак, вы знаете, кто ее убил?».

– На данный момент я не могу разглашать подробности. Мы даже в прессу еще не сообщили. Но…

Видно, что он колеблется.

– Мы арестовали одного человека, это верно.

Я откусываю от булочки и тут же понимаю, о ком идет речь. В голове всплывает картинка. Кепка козырьком назад и сигарета в руке. Сваливающиеся с задницы джинсы. И как он бежал за ней, размахивая руками, двигаясь в своей раскованной подростковой манере.

– Бойфренд? – спрашиваю я.

Адам не отвечает, только молча делает пометки в своем блокноте.

– Какой-то там Бенжи, да?

Адам удивленно смотрит на меня.

– Вы знаете этого молодого человека?

– Просто она называла его Бенжи. Должно быть, его полное имя Бенжамин.

– Я буду очень вам благодарен, если вы не станете рассказывать о нем своим знакомым. Сейчас не могу ничего подтвердить или опровергнуть.