Летние учения - [29]

– И какие-то фейские травки, – вздохнул Энрике, подошедший за пилюлей. – Меня сразу в Фейриё унесло, даже заснуть не успел. Чувствовал, что тело здесь, а сам я там.

Он передернул плечами:

– И сразу там ко мне родня альвская прицепилась, тьфу. Соблазняли могуществом и всяким… разным. Знали б вы, с каким удовольствием я их руганью обложил! Кстати, о ругани – спасибо, Жоан, за науку. Все-таки сальмийская нецензурщина, что ни говори, хорошая штука. Родственничков так и перекорячило. Вот не вру – воочию увидел, как от ругани уши вянут!

Остальные захихикали, представив себе темных альвов с вянущими острыми длинными ушами. Энрике и сам повеселел, вспомнив, взял пилюлю и сел за стол. Оливио и Тонио, выцарапав и себе по пилюльке, передвинули коробку дальше по столу, где к ней потянулись и другие страдальцы, Робертино только и успел крикнуть, чтоб по одной для Джулио и Карло оставили.

Тут как раз из кухни и появился Карло со стопкой тарелок, и, зевая, принялся расставлять их по столу. Делал он это очень медленно и при том спотыкался, так что другие кадеты молча встали и пошли на кухню за посудой, чтобы ему помочь.

Кавалли, Филипепи и Чампа, одновременно явившиеся в трапезную, выглядели возмутительно бодрыми, кое-кто из младших паладинов даже вздохнул завистливо. Старшие паладины сели на свои места, и Карло поставил перед ними тарелку с хлебом. Затем на столе появился чай, а потом кадеты вынесли большую кастрюлю и принялись раздавать завтрак в виде лапши с сыром, жареным луком и грудинкой для всех, и той же лапши, но с яйцом вместо грудинки – для Филипепи.

Ковырнув это блюдо вилкой, Оливио усмехнулся:

– Такое насилие над феттучини карбонара я только в гардемаринской школе видел.

Джулио охнул:

– Ой, прости, Оливио, я не знал… я правда не нарочно…

– Да ничего, – Оливио ловко намотал лапшу на вилку и отправил в рот. – Там это было единственное блюдо, которое можно было есть без отвращения… и вообще одна из немногих относительно приятных вещей. И к тому же у тебя оно намного вкуснее. Несравнимо вкуснее.

Польщенный Джулио и сам взялся за вилку.

Лапша и правда оказалась очень вкусной, так что даже те, кого после ночного «чая» тошнило, съели всё.

Как и было обещано, после завтрака не было никаких тренировок, так что большинство кадетов и паладинов, воспользовавшись советом наставников, отправились на верховую прогулку, кадет Артурэ ушел стирать свое белье и тренировочные штаны с рубашкой, Робертино, Томазо и Ренье поехали в Сизый Терновник вместе со сторожем, а Джулио и Карло неторопливо занялись готовкой обеда.

Первыми вернулись те, кто ездил в село – с полной телегой пристойных припасов в виде свежих яиц, пары бочонков магически замороженной телятины, нескольких клеток с живыми курами, мешком зелени и корзин с хлебом. Потом явились и остальные, нагулявшиеся, отдохнувшие и проголодавшиеся. Джулио и Карло и с обедом не подвели: всё было вкусно и сытно.

Подготовка

Чем ближе становился вечер, тем тревожнее было на душе у тех, кому ночью предстояли испытания. Особенно нервничали кадеты, у которых это вообще было первым полевым заданием (не считать же всякую городскую мелочь вроде пикси-чернушек или банников, с которыми им уже приходилось иметь дело). Джулио вообще трясся так очевидно, что Робертино велел ему после ужина выпыхать две дымных палочки одну за другой. Другие кадеты, подумав, решили тоже последовать этому совету, и вскоре в кадетской спальне под потолком заклубился сизый дымок.

Младшие паладины же, хоть и тревожились, но внешне были, в общем-то, спокойны.

Жоан первым делом переоделся в походное обмундирование, затем положил в правый карман четки, а в левый – посеребренный колокольчик на прочном красном шелковом шнуре. Еще осенью, в отпуске он сделал себе собственный рабочий артефакт, следуя совету дедули Мануэло. Заказал у хорошего мастера в Корунье сам колокольчик, потом освятил его на алтаре в священной роще и даже уже однажды использовал, когда зимой пришлось разбираться с парочкой беспокойников на одной из Заречных Выселок. Заречные земли в столице только недавно начали застраиваться, а до того там была болотистая пойма Фьюмебьянко, где никто не жил, но время от времени кто-нибудь тонул по весне, когда разливалась река. А иногда там кого-нибудь топили, особенно если этот кто-то перешел дорогу столичным ворам и бандитам. После того, как построили шлюзы, паводки прекратились, и на Заречье появились новые кварталы. Тут-то и оказалось, что утопленники прошлого не желают спокойно лежать в земле, и порой вылезают. Так что молодых паладинов частенько отправляли туда разбираться с беспокойниками.

Глядя на него, Тонио повздыхал и тоже оделся в походное, морщась:

– Как подумаю о том, что в болото лезть придется, так аж блевать тянет… Не то чтоб у нас в Мартинике не было болот. Наоборот, они там есть. И еще какие. С аллигаторами, болотными змеями, крабожабами… и прочей дрянью.

Робертино, переодеваясь, как и они, в походное, пожал плечами:

– Не думаю, что здешние кикиморы хуже крабожаб. И потом, Тонио, утешься тем, что все-таки городскому паладину с таким редко приходится дело иметь. А если тебя это не утешает – ну тогда попроси капитана оставить тебя при дворе. Думаю, он тебе пойдет навстречу.