Лети к своим собратьям, ворон - [42]

Если же её вдруг неожиданно потревожить и согнать с гнезда (но только при крайней опасности, так как самки гаг очень терпеливы во время инкубации и нередко позволяют трогать себя и даже гладить), то она вдруг взлетает и испускает исключительно пахучую жидкость, которая изливается на яйца. И это не то, что многие думают, экскремент, так как при таком посте ему просто неоткуда взяться. Тут можно только предположить, что, когда ей некогда прикрыть свои яйца, она выделяет жидкость в качестве противодействия хищнику, чтобы запах её яиц показался вредным и неаппетитным.

Это очень любопытный запах, очень острый и похожий на жареную печёнку. Для тех немногих, кому доводилось нюхать жареную печень оленя после течки, это сравнение покажется очень точным. Это тёплый, может быть даже горячий запах, напоминающий свой собственный темно-коричневый цвет. Большинство людей не находят его неприятным, но чувствуют, что если его чуть-чуть усилить, то он был бы тошнотворным.

Уже с тех пор, как Галгелы и скандинавыколонизовали Исландию, задолго до того, как появился король Хакон и оставил своё имя Кайлиакину, они поняли исключительную ценность гаг, которые развелись в невероятных количествах на этой новой земле, и возможно без осознания причин, они чувствовали, что движение, шум и цвет имеют какое-то отношение к основным потребностям гаг. Они выманивали гаг подальше от хищнических колоний чаек, и дикие белые крылья и пронзительные голоса противника они подменяли искусно выделанными трепещущими флагами, маленькими флюгерами с трещотками, вращающимися на ветру, и духовыми инструментами, которые вздыхали, стонали или выли в зависимости от силы ветра. В течение веков эти традиционные средства стали легендой, и даже без подлинных научных знаний или настоящих опытов они сумели организовать колонии в несколько тысяч пар гаг и собирать в их гнёздах большое количество пуха, в начале только для своих домашних потребностей, а затем как и важный источник дохода от экспорта.

Остров, который непосредственно прилегал к острову маяка Кайлиакин и отделялся от него всего лишь несколькими метрами воды, был суровым и поросшим вереском, и несмотря на то, что там водились большие черноголовые чайки и хохлатые вороны, и те и другие были самыми страшными врагами гаг, там уже было около двадцати, а то и больше пар гнездившихся гаг, и каждая доводила до зрелости примерно пятую часть своего потенциального наследства. Из дома на маяке за этим островом можно было постоянно наблюдать за ними, и он представлялся идеальным местом для такого эксперимента. Он принадлежал Национальному фонду Шотландии, который сразу же и безоговорочно поддержал мой проект.

Прежде чем начать, оставалось только съездить в Исландию и поучиться всему, чему только можно у тех, кто разводит гаг вот уже почти тысячу лет.

9 НЕСПЕШНО НАД СКАЛИСТОЮ ЗЕМЛЁЙ

Хоть и не изгнали мы духов, Но радостно следили за воронами, Которые со своих отмелей Кружили вкруг кита гниющей туши.

Смотрели, как кипят сернистые источники, Как свиваются и развиваются кольца пара.

А вдалеке туманится долина Как на картине Судного дня.

Вкруг меня стоят ряды книг, Окружают со всех сторон, И в дебрях мертвых слов Ловить я буду живых птиц.

Больших черных птиц, летящих одиноко, Неспешно над скалистою землёй, И чаек, плетущих свободную мантию Ритма над морем.

Когда древние Галгэлы с Западных островов (люди смешанной расы из потомков шотландцев с Гебридских островов и Ская и их скандинавских завоевателей) поплыли осваивать Исландию, что в переводе со скандинавского означает всего лишь остров, то им предстояло опасное путешествие по морю длиной в 500 миль по открытому Атлантическому океану с преобладающими иногда штормовыми западными ветрами в левый борт. В своих галеонах с высоким носом и низкими палубами они везли овец, крупный рогатый скот и лошадей, религиозных идолов и лесоматериалы для традиционных каркасов домов, которые они строили из глины. Когда, тысячу лет спустя, мы с Джимми Уаттом отправились 11 июня 1965 года из того же района, нам понадобилось лишь доехать на машине до Глазго и сесть на самолёт, который долетел до Рейкьявика, столицы страны, всего за два часа десять минут. У меня возникло любопытное ощущение паломничества не только потому, что история Исландии в туманном прошлом была тесно связана с той частью Шотландии, которую я сделал себе домом, но и потому, что мои дальние предки были скандинавами, которые переселились на запад в Шотландию, а возможно также и в Исландию.

Я написал великому исландскому натуралисту Финнуру Гудмундсону (великому во всех смыслах, так как он был почти двухметрового роста и очень плотного телосложения), и он ответил, что, хотя в июне немного поздновато увидеть всё то, что я бы мог увидеть месяцем раньше, он сделает всё, что в его силах, чтобы помочь нам. Сам он занят длительным экологическим исследованием на удалённом острове далеко на севере, острове, который называется Хрисей-ин-Эйафьордур, нообещал, что устроит нам встречу с одним консультантом гагачьих фермеров на южном побережье, г-ном Гисли Кристианссеном, который покажет нам две колонии поблизости от Рейкьявика, и предложил нам навестить его либо самолётом, либо на машине. Он отметил, что в Исландии слишком много интересного для натуралиста, чтобы ограничиваться несколькими гагачьими колониями около столицы, и что нам следует не только приехать на Хрисей и посмотреть его работу там, но также провести несколько дней на сказочном пресноводном озере Миватн, где, как известно, водится не менее четырнадцати видов уток. Нам следует, писал он, провести в Исландии по крайней мере три недели и при этом как можно больше поездить там.