Летчицы. Люди в погонах - [41]

На какое-то мгновение перед глазами Ольги всплыла комната, приезд Виктора, когда она готовилась к выпускным школьным экзаменам.

Он тогда, как сейчас сын, шутливо говорил такие же слова. Это внезапно возникшее дорогое ей воспоминание обожгло грудь.

Она подошла к Сергею и Оле, обняла их, тепло и нежно сказала:

– Светлой вам и долгой жизни…

Ей очень хотелось, чтобы они были счастливы, чтобы над ними и над их детьми всегда было ясное мирное небо.

Люди в погонах

Глава первая

Полковник Растокин вместе с другими пассажирами вышел из аэровокзала. Солнце пекло по-летнему жарко, асфальт под ногами был мягким, податливым. В голове полковника теснились воспоминания о прошлом, и как он ни старался отвлечься, забыться, события давно минувшей войны возникали сами по себе, вызывая в душе смятение и боль. У трапа их встретила молоденькая девушка с повязкой на рукаве. Пассажиры протягивали ей билеты. Она привычным движением отрывала контрольные корешки, приветливо приглашала в самолет.

Отыскав свое место в салоне, Растокин снял фуражку, положил ее на полку, сел в кресло, блаженно вытянув уставшие за день ноги. Рядом с ним грузно опустился в кресло плотный, кряжистый парень лет тридцати. По его загорелому лицу, коричневой шее было видно, что летит он с юга, где, видимо, проводил отпуск и теперь возвращался домой.

Он вытащил из портфеля булку, копченую колбасу, помидоры, аккуратно разложил все на маленьком откидном столике и, повернув к Растокину кудлатую голову, доверительно проговорил:

– Извините, товарищ полковник, чертовски проголодался и дико устал. Времени в Москве было мало, а дел… Столько заказов! Провинциалы, в столице бываем редко. Попадешь сюда и носишься, словно молодой теленок, сорвавшийся с привязи.

Запустили двигатели. В салон вошла та самая девушка, которая проверяла билеты, объявила условия полета, состав экипажа, пожелала счастливого пути.

Сосед Растокина довольно быстро управился с колбасой, помидорами, собрал кусочки хлеба в целлофановый мешочек, положил в портфель. Затем откинул спинку мягкого кресла, удобно устроился в нем. Вскоре Растокин услышал его сонное посапывание и храп.

Самолет круто набирал высоту, натужно завывали двигатели.

Растокин наклонился к иллюминатору. Далеко внизу, в сизой дымке, виднелся лес, зеленели луга, а впереди и чуть выше самолета громоздились ослепительной белизны кучевые облака.

Они были самой причудливой формы, словно художник-фантаст небрежным движением кисти разбросал их по огромному голубому небу, и они неслись навстречу плотной сахарной массой. И это ощущение высоты, стремительности полета снова вызвали в душе Растокина щемящую грусть и беспокойство.

«Зачем я лечу? Как воспримут мой приезд Кочаров и Марина? У них своя жизнь, семья. А тут я к ним… Может, взять на аэродроме билет и обратным рейсом в Москву? А может, они давно забыли меня? Прошло столько лет… Ведь они до сих пор, наверное, считают, что я погиб тогда, в сорок четвертом. Надо было написать им о себе, а не молчать».

Действительно, поведение его было странным, трудно объяснимым. Растокин понимал это и не сразу дал согласие лететь в этот гарнизон. Тянуло его в эти края и по другой причине. Здесь служил Сергей, его приемный сын, которого он не видел более двух лет.

В управлении Главного штаба, где работал Растокин, офицеров часто посылали в войска, чтобы они не отрывались от армейской жизни, лучше знали проблемы обучения и воспитания личного состава, практику освоения и применения оружия и боевой техники. Но он мог бы поехать в другой гарнизон, не обязательно к Кочарову. И, понимая это, осуждая себя за допущенную, как ему казалось теперь, опрометчивость, Растокин глубже опустился в кресле, словно хотел укрыться от людей сам и спрятать от них свое волнение. Он с завистью посмотрел на соседа, который вот уже более часа, не меняя положения, спал глубоко, спокойно, и сам решил немного вздремнуть, но воспоминания снова навалились на него густой лавиной, и он уже не мог от них избавиться…

* * *

Растокин и не ждал тогда приезда Марины на фронт. В письмах об этом она не писала, приехала неожиданно в составе концертной бригады, которых в ту пору было создано немало.

Растокин в тот день работал на траншее. Стрелковая дивизия, в которой он служил, после многодневных наступательных боев перешла к обороне. Надо было пополнить батальоны людьми, боеприпасами, продовольствием.

Стояла жара. Солнце жгло спины. Гимнастерки солдат, работавших на траншее, взмокли, потемнели.

Растокин смахнул рукавом с лица липкий пот, выпрямился, почувствовав неимоверную усталость во всем теле. Хотелось упасть на эту прокаленную, высохшую за лето землю, растянуться пластом, закрыть глаза, забыться. Но, пересилив себя, он взял лопату с коротким черенком, валявшуюся у ног, зло всадил ее в твердый глинистый грунт.

Неподалеку одна за другой упали мины. Кверху взметнулись клубы бурой земли и дыма. Над головой просвистели осколки. Бросив взгляд в ту сторону, откуда донеслись разрывы, Растокин увидел бегущего солдата: он то пригибался и замедлял бег, то во весь рост мчался вдоль траншеи.