Летающий червяк - [6]

Проснулся он дрожа и весь покрытый потом, поскольку знал, что как во сне, так и наяву был когда-то ребенком, и это мучило его больше, чем болезнь. А когда его измученный взгляд устремился наружу, он увидел, что ночь была, как переливающийся шелк, поскольку темно-голубой купол небес испещряли пятна света и тени, и это значило, что Силы играют с Солнцем во время его прохождения сквозь Землю. Аргустал подумал о собственных путешествиях по широкой Земле и о визите к Ор, когда древолюди шептали об известном факторе, вызывающем изменения.

— Они подготовили меня к этому сну, — пробормотал он. Теперь он уже знал, что изменение крылось у самых его истоков; когда-то он был тем хрупким, маленьким существом, называемом ребенком, подобно своей жене, а быть может, и другим. Он снова думал об этом маленьком призраке с худыми ножками и щебечущим голоском, и отвращение к нему заморозило его сердце, отчего он начал издавать пронзительные стоны, утешение которых потребовало у Памитар большей части ночи.

Выходя, он оставил ее грустной и бледной. Он взял с собой камни, которые собрал в путешествии, — и тот, странной формы из оврага в Ор, и остальные, которые нашел раньше. Крепко прижимая их к себе, Аргустал направился через город к своей пространственной конструкции. То, что так давно было главным предметом его забот, сегодня должно было достичь окончательного завершения; однако, поскольку он не мог даже сказать, почему это занятие так его поглощает, сердце Аргустала билось медленно и равнодушно. Что-то вторглось в его душу и свело на нет радость.

Посреди мозаики отдыхал старый нищий, положив голову на глыбу серого известняка, однако Аргустал был в слишком плохом настроении, чтобы его прогонять.

— Когда твоя каменная композиция сложит слова, слова зазвучат из камней, — сказало существо.

— Я пересчитаю тебе кости, старик! — рявкнул Аргустал, однако в душе задумался над тем, что сказало это ничтожество, и над тем, что он сказал накануне, поскольку Аргустал никому, даже Памитар, не говорил о назначении своей конструкции. Ему самому оно стало ясно лишь два путешествия назад — а может, три или четыре? Узор начинался просто как узор — разве не так? — и лишь гораздо позднее мания превратилась в цель.

Требовалось время, чтобы правильно разместить новые камни. Куда бы ни направлялся Аргустал, старик тащился следом, то на двух, а то и на четырех ногах. Собрались еще какие-то личности из города, чтобы поглазеть, однако никто из них не решался переступить границу структуры, и они оставались далеко, как стебли, растущие на грани сознания Аргустала.

Одни камни должны были соприкасаться, другие — лежать отдельно. Он шел, наклонялся и двигался снова, подчиняясь великой схеме, которая, как он уже знал, скрывала в себе универсальный закон. Работа ввела его в экстатический транс, подобный тому, который он испытывал, преодолевая лабиринтную дорогу к племени Ор, но еще большего напряжения.

Чары рассыпались, лишь когда старый нищий, стоя в нескольких шагах от него, заговорил голосом ровным и непохожим на свой обычный монотонный распев.

— Я помню тебя, как ты укладывал здесь первый из этих камней, когда был ребенком.

Аргустал выпрямился. Он чувствовал холодную дрожь, хотя больное солнце светило ярко. Голос его увяз в горле, а когда он попытался превозмочь себя, взгляд его встретился с глазами нищего, гноящимися под черным лбом.

— А ты знаешь, что я был когда-то призраком? — спросил он.

— Все мы призраки, и все были детьми. Поскольку в наших телах текут соки, значит, когда-то мы были молоды.

— Старик… ты говоришь о каком-то другом мире, не о нашем.

— Святая правда, но когда-то этот мир был нашим.

— О нет, только не это.

— Поговори об этом со своей машиной. Ее язык из камня и не может лгать, как мой.

Аргустал поднял камень и бросил его.

— Вот что я сделал! Прочь отсюда!

Камень ударил старика по ребрам, тот застонал от боли, споткнулся, упал, снова вскочил и бросился бежать. Конечности мелькали вокруг него, лишая всякого сходства с человеком. Протиснувшись сквозь толпу зевак, он исчез.

Аргустал присел на минуту там, где стоял, стараясь разобраться в мыслях, ускользавших от него, как только обретут отчетливые формы, и получавших весомость, когда он отталкивал их от себя. Буря, прошедшая мимо, оставила следы разрушения, подобные трещинам на диске солнца. Даже когда он решил, что не осталось ничего, кроме как закончить мозаику, то все равно был потрясен тем, что узнал. Хоть и не понимал почему, он чувствовал, что это новое знание приведет к уничтожению старого мира.

Все находилось сейчас на своем месте, кроме странной формы камня из Ор, который Аргустал уверенно нес на плече между ухом и ладонью. Впервые понял он, какую огромную работу проделал, однако то было чисто профессиональное рассуждение, без тени сантиментов. Теперь Аргустал был не более, чем бусинкой, катящейся через огромный лабиринт, окружающий его.

Каждый камень содержал в себе свою временную запись и пространственные координаты. Каждый в отдельности представлял различные силы, изменчивые эпохи, всевозможные температуры, химические компоненты, формирующие факторы и физические параметры, а все вместе образовывали анаграмму Земли, выражающую ее сложность и единство одновременно. Последний камень был ни чем иным, как фокусом динамики всей системы, и когда Аргустал медленно шагал по вибрирующим аллеям, напряжение возросло до предела.