Лестничная площадка - [15]

У нее были крупные, нечеткие черты лица, тяжелый подбородок на толстой шее и беспорядочные прямые пряди неопределенно-русых волос. Причесанная и накрашенная, она, может быть, и была красива — сельски, чувственно, грубо. Но сейчас, когда ее голубые и глупые, как плошки, глаза хлопали белесыми ресницами, а в вырезе халата колыхалась прыщавая бесформенная грудь, — это был просто ужас. У Криса не могло быть ничего общего с этой здоровенной вульгарной теткой.

Крис вошел в комнату, отодвинув меня на ходу и чуть не сбив при этом с ног. Он словно еще надеялся спрятать меня в коридоре, закрыть своей спиной и как-то помешать моей встрече с этой женщиной. Встреча уже состоялась — но еще несколько секунд Крис пытался этого не замечать. Он всегда был такой. Когда объективная реальность не совпадала с его желаниями — Крис игнорировал реальность. Хотя бы недолго.

Заспанная женщина в халате, моргая, смотрела на меня. Я оторвалась от ее взгляда и подняла глаза на Криса. На моего, все равно моего Криса. И он сказал:

— Это. Моя. Жена.

Каждое слово — отдельной фразой. Коротенький рассказ о последнем годе его жизни, жизни, которая не стояла на месте, которая продолжалась — Без меня. Химерный, фантастический рассказ. Так не бывает. Крис — и эта женщина. Уродливая, вульгарная. Толстая.

Она неправильно застегнула халат, пропустив одну пуговицу, и его полы скособочились, изгибаясь и морщась на выпуклом животе. И не такая уж она толстая. Она беременная.

— Клауди, познакомься, это Инга, — уже ровным Юлосом говорил Крис. — Моя знакомая по студенческим еще временам. Проездом оказалась в городе, Переночует сегодня у нас. Так вышло, из нашей прежней компании никого тут не осталось…

Он, наверное, все время ей врал. Иначе бы так хорошо не получалось. Впрочем, Крис и мне врал довольно часто. И еще чаще, наверное, чем я знаю. Крис. Я его люблю.

— Ну, так и отправил бы ее в маленькую комнату, — раздраженно бросила эта Клауди — Зачем всех на ноги поднимать?

Словно я не живой чеповек. Словно меня вообще здесь нет. И будто бы она сама не подскочила и не включила свет — Крис ведь, в сущности, хотел сделать именно так, как она сейчас говорит. Дура. Я больно, чуть не до крови прикусила язык. Ненавижу, ненавижу ее. Но так же нельзя, она все-таки беременная женщина, нельзя.

Она заметила перекос халата и прямо при мне, не отворачиваясь, принялась перестегивать пуговицы Мелькнул белесый, какой-то рыхлый живот, действительно больше похожий на живот толстухи, чем беременной. Восьмой, наверное, месяц, не меньше. А встретились они с Крисом. Ну не сразу же это случилось, они должны были познакомиться на несколько месяцев раньше.

Сырая, влажная, промозглая зима, равнодушные глаза совсем чужого, далекого Криса «Зачем нам затягивать"? Сама же видишь, никакого смысла в этом уже нет» И спина в холодном тумане за протертой на запотевшем стекле полосой — и я точно знаю, что уходит он навсегда. И я спокойна-спокойна в конце концов, он ушел не к другой женщине, он просто ушел.

Или уже тогда"?

Трещинки на потолке. В свете ночной лампы их так хорошо видно, особенно ту, косую Я по привычке пересчитываю их и неожиданно — даже для себя — спрашиваю Криса «А если будет ребенок?» Крис молчит довольно долго, несколько раз тяжело, чуть не со стоном, вздыхает, а потом говорит «Поженимся, конечно, куда я денусь"? »

Здоровые, дебелые, крепкие деревенские девки беременеют гораздо легче, чем болезненные тростинки вроде меня. Всего-то. Крис. Куда бы он делся?

— Крис! — вдруг визгливо выкрикнула она, — В каком ты виде? Если уже принимаешь тут женщин, хотя бы оденься!

И она неуклюже, словно разъяренный носорог, заметалась по комнате, выдвигая ящики комода и швыряя на кровать одежду Криса. Психованная, как все беременные. Честное слово, мне стало ее жалко. Честное слово, я действительно хотела ей помочь, я просто не успела подумать, что говорю… Честное слово!

Она выдвигала и с шумом задвигала все новые ящики, она уже достала брюки и рубашку Криса, она нервничала, — и я сказала негромко, успокаивающе:

— Если вы ищете носки, то они на антресолях.

— Что?!!

Показалось, что она сейчас упадет — хотя такую не собьешь с ног словом, слова ведь нематериальны .. Или набросится на меня с кулаками, когтями, зубами, — но она же знала, что Крис сильнее, она боялась, что он за меня вступится. И все-таки сделала первое: закатила глаза и рухнула на смятую постель, медленно и осторожно, как в провинциальной опере. Но Крис, конечно, поверил. Крикнул «Клауди!», бросился к ней и, стоя на коленях, резко повернул ко мне голову. Красиво, слаженно. Словно они полгода вместе репетировали эту сцену. Ненавижу!!!

И в висках грянул концерт, как тогда у профессора, и я уже не видела эту парочку, в которой не было моего Криса, и я крикнула в надвигающуюся со всех сторон темноту:

— Расскажи ей! Как мы с тобой сидели в школе за одной партой, или родились в одном роддоме, или еще какую-нибудь сказочку! А то, не дай бог, догадается, откуда я знаю про носки. И если б только про носки!..

— Молчи.

Крис выговорил это почти неслышно, сквозь зубы. Он смотрел то на нее, то на меня, на его губах шевелились недорожденные слова. Я прислонилась датылком к стене, черные точки в воздухе медленно рассеивались. Глаза Криса метались, длинные и светлые, отчаянные, любимые… Зачем я так с ним поступила? И его жена, глупая беременная женщина, она ведь тоже его любит…