Лесные яблоки - [18]

Возле затененного сада мы постояли, прислушиваясь. Было тихо и от того немного жутко.

— Не надо лазить, — вдруг решила Енька. — Я совсем не хочу яблок.

— Обманываешь, — не поверил я.

— Да и совестно. Мы с Талей подруги.

— Мы что, у нее воруем?

Я сразу нашел медовку и, вскарабкавшись на нее, начал рвать и бросать за пазуху крупные яблоки.

— Я так боялась, — призналась Енька, когда я вернулся из сада.

Достав из-за пазухи яблоки, я протянул их Еньке, и тут совсем рядом кусты зашелестели. Теряя яблоки, мы кинулись вдоль улицы и услышали за собой гулкий топот. Он был все ближе и ближе. Я обернулся: задрав хвост, за нами мчался белый теленок.

В сумерках за церковной оградой собрались мальчишки и девчонки — человек пятнадцать, даже с других улиц тут были: Клок и Волдырь. Володька в последнее время зачастил на нашу улицу, стал дружить с нами, заступается за Тальку…

Мальчишки сидели на каменном пороге церкви, рассуждали про войну, гадали, когда наши дойдут до Берлина. Невдалеке в отдельный кружок сбились девчонки, шушукались, смеялись.

— Ребята, давайте в казаки-разбойники! — не подходя к нам, крикнула Енька.

Мы переглянулись.

— Давайте. Нам все равно.

Когда стали делиться, одного человека не хватило.

— Талька-то чего не пришла? — спросил Волдырь.

— У нее же отец… — начал было я.

— Не пустил, что ль?

— Да нет, — объяснила Енька, — заболел тяжело.

— Заболел! — усмехнулся Мишка. — Крапивой себе ноги настегал, чтоб распухли. Повестка из военкомата ему пришла. Он сдрейфил и перестарался.

— Если узнают — будут судить, — вставил Клок.

— А чего узнавать-то? — дернул плечами Мишка. — Он не скрывает. Только говорит, что ломило ноги, хотел полечить.

— Давайте играть, — прервал я разговор. — Пусть казаков будет меньше.

Казаки ушли на другую сторону церкви, и мы стали прятаться. Енька, Мишка и я убежали на пустырь, за кусты бузины. Казаки долго шныряли по плацу, заглядывали за телеграфные столбы и наконец поймали Волдыря. Мы побежали к нему на выручку. Осветив нас, мимо проскочила военная машина и свернула в нашу улицу. Я проводил ее взглядом.

— К Буланкину, — сказал Мишка. — Кто-нибудь из района. Отбив Вовку, мы опять разбежались. В этот раз мы с Енькой оказались вдвоем за танком. Казаки несколько раз оказывались рядом с нами, заглядывали внутрь танка, но нас не заметили. Вот опять послышались шаги.

— Тише, — прошептала Енька, замирая.

— Женя, Енька! — раздался рядом голос тети Мани. Мы выглянули из-за танка. У церковной ограды стояли тетя Маня и еще кто-то. Енька неуверенно направилась к ним, потом рванулась с криком:

— Папа, папочка!

Все — и казаки и разбойники — выскочили из своих укрытий и издали глядели, как отец обнимал Еньку и как она прижималась головой к его груди.

Шумно, весело они пошли по улице, а мы, теперь уже вместе и мальчишки и девчонки, молчали. Игра распалась. Идти домой тоже не хотелось.

— Давайте пройдемся по нашей улице, — предложил Мишка. — Чего тут сидеть?

Все молча согласились. Мы шагали по улице, на которой впервые за много дней появился человек с войны. Дошли до первых дубков и повернули обратно. Миновав тети Манин дом, вдруг услышали за собой шаги: нас догоняла Енька.

— Девочки, мальчики, — захлебывалась она, — пойдемте к нам! Папа велел вас всех позвать!

И мы пошли в их дом. Заходили в комнату, спотыкаясь на ровном полу, задевая друг друга острыми локтями.

— Ну смелее, смелее, будущие воины! — К нам навстречу вышел дядя Костя, Енькин отец. Он был высокий, с такими же, как у Еньки, черными глазами, и вся грудь его блестела орденами и медалями.

Дядя Костя усаживал нас за столом на длинную скамью и подбадривал, а мы стеснялись еще больше. Перед нами лежали колбаса, пиленые куски сахара, чистый хлеб.

— Женя, угощай ребят, — сказал дядя Костя.

Мало-помалу мы освоились, стали негромко переговариваться.

— Дядя Костя, а война скоро кончится? — спросил Мишка.

— Скоро, — пообещал Енькин отец. И спросил: — У всех, наверно, отцы воюют?

Мы, как один, качнули головами: и те, у кого отцы были живы, и те, чьи погибли.

Дядя Костя спрашивал наши фамилии, имена отцов, и оказывалось, всех их знал, — он родился тут, в Родничках. Вспоминал, как лазили они по чужим садам и огородам, а мы смеялись и не могли представить, как какой-нибудь дед сечет вот этого военного, у которого вся грудь в наградах.

— Дядя Костя, а почему так получается, — обратился я к нему, выждав минуту молчания, — как увидишь, звезда с неба падает, так похоронная приходит? Мы знаем, что это — суеверие, а все равно получается. Вот у Мишки…

Мишка согласно качнул головой.

Енькин отец ответил не сразу, оглядел всех нас и проговорил:

— Падают не звезды, ребята, а метеориты. Вы же, наверное, учили. И ничья жизнь не зависит от них. Звезды живут много больше человека. И даже когда звезда гаснет, свет ее еще миллионы лет идет к Земле… Это астрономия, вы потом поймете. — Дядя Костя замолчал и повернулся к окну.

…Сейчас, когда я пишу эти строки, уходит ночь. Звезды дрожат в моем рассветном окне, я гляжу на них и думаю о том, что если и вправду рядом с человеком живет звезда, которая рождается и умирает вместе с ним, то все равно отцовские звезды сегодня еще светят нам. И еще долго будут светить…