Лесной Охотник - [57]

Человек в темно-красной робе и куфии выстрелил Хартлеру в голову с близкого расстояния. Зеленый шарф упал на землю. Как только винтовка была опущена, Гантт заметно вздрогнул. Хартлер завалился вперед, его тело положили поперек двух верблюдов и отослали прочь.

Ни Гантт, ни Майкл не двигались еще некоторое время. Дыхание немецкого пилота напоминало звук ключа, пытающегося провернуться в насквозь проржавевшей замочной скважине. Сейчас он сжимал в руке «Вальтер», и рука эта была вполне в пределах досягаемости Майкла. Но…все по порядку.

Майкл схватил горсть песка и быстро швырнул ее в глаза летчика. Ослепив Гантта, он ухватился за державшую пистолет руку, но противник держал крепко, даже ослепленный. Рукоятью оружия он нанес удар прямо в больное плечо Майкла, и боль взорвалась в нем, заставив его застонать.

Борясь за власть над пистолетом, они соскользнули вниз по большой дюне. По телу Майкла разливалась жгучая резкая боль. В то же время в агонии зубы его стали удлиняться: он почувствовал, как изменяются десны. Маленькие волоски начали прорываться из кожи вдоль правой руки, а пальцы принялись менять свою форму.

Колено Гантта врезалось ему в челюсть, и Майкл, не удержав равновесие, завалился назад. Яркий солнечный свет слепил глаза. Майкл почувствовал, как искажается его позвоночник, и как перевоплощение начинает изламывать и грызть его изнутри. Он попытался вскочить, и его тут же встретил удар ботинком под ребра. Боль и уверенность, что Гантт сразу выстрелит, как только улучит момент, заставили Майкла обуздать зверя внутри себя и вновь заточить его в клетку. Сейчас было время человека действия, не зверя. Разгневанный зеленоглазый волк смирил свой гнев и скрылся в своем потаенном углу, в темноте, решив подождать более подходящего момента, чтобы потопить свои острые зубы в горле Рольфа Гантта.

— Ты думаешь, ты умен, да?! Чертовски умен? Идиот, вот ты кто! — импровизированная куфия Гантта была почти сорвана. Он стоял над Майклом, глядя на него яростно и целясь ему в голову. — Одна пуля в мозг, и с тобой будет кончено!

Майкл посмотрел на него единственным здоровым глазом. Его собственная самодельная куфия развязалась, и изувеченное лицо показалось наружу. Он сплюнул свежей кровью, запах которой сделал его голод и жажду почти невыносимыми. Ему удалось натянуто улыбнуться, но с тем, чтобы вобрать в грудь достаточно воздуха для вдоха, были определенные проблемы. Да уж, не хватало еще пары сломанных ребер!

— Если выстрелишь… они вернуться… потому что услышат шум… так что давай, — он с трудом перевел дыхание. — Стреляй.

Палец Гантта на спусковом крючке дрогнул. Но, когда через несколько секунд ничего так и не произошло, стало ясно, что стрелять он передумал.

Майкл почувствовал, что тело от боли бьет мелка дрожь. Плечо убивало его: через раненую руку попеременно пробегали невыносимые волны жара и холода. Она чуть выскользнула из перевязи, и от боли, которая вспыхнула, когда Майкл снова протянул ее через шарф, он стиснул зубы и тихо замычал. Похоже, даже для человека действия это уже слишком, мрачно подумал он.

Внимание Гантта ныне уже не было всецело сосредоточено на Майкле Галлатине.

— Какого черта тебе надо? — спросил он кого-то, и Майкл повернул голову, чтобы проследить за его взглядом и увидеть мальчика в грязной одежде и куфии с армейской кепкой. Похоже, этот ребенок заметил даласиффов первым, и сумел укрыться. Именно он бросил кусок камня в плечо Гантту перед тем, как тот позвал Хартлера, чем мог навлечь смерть на всех них.

— Спроси его, что ему нужно, — приказал Гантт. Майкл снова сделал попытку на двух берберских наречиях, но не получил никакого ответа. — Да что с ним такое? Он не может говорить?

— Ты не можешь говорить? — спросил Майкл, выбирая более общее тамазигхское наречие.

Мальчик поначалу даже не шевелился. А затем вдруг поднял правую руку и раздвинул куфию на месте рта. Майкл повторил свой вопрос — ему было тяжело говорить, поэтому на этот раз акцент получился еще грубее, чем в предыдущий. Но ему показалось, что на этот раз мальчик его понял. Преодолевая боль, Майкл поднялся и шагнул к ребенку, который тут же начал отступать.

— Не бойся. Опасности нет, — заверил Майкл. — Дай мне посмотреть.

Мальчик остановился и неуверенно снял куфию. Ему было около десяти лет. Милый ребенок с вьющимися черными волосами и кожей оливкового оттенка, однако в темных запавших глазах отражался опыт, которым не должен обладать ни один ребенок его возраста. Они были настолько полны страданий, боли и печали, что выглядели пугающими. Мальчик открыл рот.

— Ему вырезали язык. Похоже, довольно давно, — объяснил Майкл Гантту. Затем обратился к мальчику. — Это сделали твои соплеменники?

Мальчик покачал головой и указал пальцем в сторону кроваво-зеленого шарфа, лежавшего на песке в двухстах метрах.

— Даласиффы? — понимающе спросил Майкл. Мальчик кивнул и закрыл рот, снова обернув куфию вокруг лица, оставив прорезь для своих умудренных опытом затравленных глаз, которыми он смотрел на мир.

— Как думаешь, что с ним случилось? — спросил Гантт, становясь позади Майкла.