Лесное море - [153]

— Как я могу это сказать? Ведь я не знаю цен. Во всяком случае, мне думается, что половины этих денег вполне хватит.

— Вот и чудесно! Витек, а ты как будто и не рад?

— Видишь ли… твои жемчужины Рысек мог бы продать только в большом городе. А захочет ли он ехать ради этого в Харбин или Мукден? Это чертовски сложное дело.

— Ну, так пусть он будет с нами в доле. Пусть все сделает и берет себе остальные деньги. Ладно?

Виктор не отвечал.

— Что на тебя нашло?

— Да вот думаю, имею ли я право пустить твои серьги, так сказать, в общий котел.

— Более серьезных вопросов у тебя нет?

— Нет. Да и с этим я уже покончил. В нашем положении, пожалуй, такая щепетильность неуместна. Давай свои серьги. Как-нибудь сочтемся.

Он завернул серьги в шкурку, в которой уже лежала золотая звезда Багорного, и сунул сверток обратно за пазуху.

Посовещались еще. Принятое решение казалось им разумным. Они двинулись дальше и через некоторое время очутились над дорогой.

Присев в яме под свалившимся деревом, они поверх его корней, переплетенных, как щупальца осьминога, смотрели из глубины леса на дорогу, которая словно в судорогах извивалась под густо заросшим обрывом, вся в ухабах и петлях. Виктор и Тао видели только небольшой ее участок — от поворота направо, который вел к полотну недоконченной железнодорожной ветки, до поворота налево, за которым, очевидно, были бараки «запретной зоны» концерна. Двое рабочих дробили камни для засыпки воронки перед поврежденным мостиком. Работали они лениво спустя рукава, стучали погромче, чтобы думали, что они усердствуют, и не переставали болтать по очереди. — один говорил, другой стучал. Сухое щелканье их молотков неровной трусцой разбегалось по дороге.

— А не вызвать ли нам через них Рысека? — шепнула Тао.

— Я как раз об этом думал.

Тао через плечо Виктора читала то, что он писал карандашом Коропки в записной книжке с календарем, взятой у него же; «Кто землякам в тяжкой неволе без помощи гибнуть позволит…»

— Это стихи Рысека. Он поймет, от кого записка.

Под стихом он написал: «Иди за мост в сторону железной дороги».

Оставалось вырвать страничку и передать ее через каменотесов. Лучше всего вечером, после работы, когда они пойдут в бараки. Орудия они, вероятно, получают на складе и возвращают их на ночь. Во всяком случае, знают кладовщика. Но как подойти к этим рабочим? Оставить разве Тао ружье, а маузер спрятать под курткой и выйти на дорогу под видом бродяги? Завести разговор с каменотесами и попросить, чтобы передали кладовщику его просьбу насчет работы. Записки на польском языке никто там прочесть не сможет, не поймет даже, что это за шрифт.

Или можно повести себя как хунхуз: «Отдайте это кладовщику, так чтобы никто не видел, понятно? А если обманете, то…» И ткнуть им маузером прямо в глаза: «Берегитесь, мы всех вас тут держим на прицеле».

Каждый из этих способов имел свои достоинства и недостатки.

— Ну, что же ты решил?

— А ты не пори горячку. До вечера далеко. Успеем решить.

Виктор машинально перелистал календарь до самого заглавного листка. «Календарь «Эхо» на 1942 год», а под этим мелким шрифтом: «Отпечатано в типографии Союза польской молодежи, Шанхай, Китай». Еще ниже — белый орел над Вавелем и сведения о Польше землякам на радость: что она еще не погибла, где она сражается и как. Плакать хотелось, читая это, плакать и чертыхаться.

— Не перейдем мы за Амур и за Волгу, не будем поляками, Витек…

Виктор только теперь заметил, что Тао, прислонясь к нему, тоже читает «Эхо», а он держит ее за руку. Он легонько погладил эту руку.

— Не мы одни, Кабарга. Наших повсюду много — вот тут статистика, гляди. Везде, по всему свету разбрелись поляки.

— Мне как-то снилось, что я еду в Польшу и выпала из автомобиля. Он помчался дальше, а я лежу на дороге, как оброненная и никому не нужная вещь. И меня никто не замечает…

Откуда-то слева, из-за поворота донесся вой гудка, такой неожиданный среди лесов и гор, звучавший отчаянной тоской. Каменотесы на дороге встали, отряхнулись, собираясь уходить. Гудок возвещал, должно быть, обеденный перерыв. Этого Виктор не предвидел. Кроме того, ему вдруг пришла новая мысль после слов Тао о «потерянной вещи».

— Вот он, третий способ! Чего же проще!

И он помчался в чащу леса, дав знак Тао, чтобы не бежала за ним и не шумела.

Замедлив шаг, она сразу потеряла Виктора из виду. Он словно улетел или спрятался. В этих его исчезновениях и внезапных появлениях крылось для Тао что-то магическое. Ее даже зависть мучила — как он это проделывает?

Судя по направлению, в котором он умчался, она догадывалась, что он побежал горной тропой налево, чтобы обогнать каменотесов и выйти на дорогу впереди них. Но там его не было видно. Может, он пошел еще дальше? Или она ошиблась?

— Готово. Заметили и подняли, — объявил Виктор, вынырнув вдруг из-за деревьев. В его голосе и лице выражалось удовлетворение, почти торжество.

— Значит, ты подбросил им записку?

— Вот именно. Сейчас все расскажу, но сначала заберемся повыше, на какое-нибудь дерево.

Сидя на ветвях, они следили за дорогой, по которой уже не двое, а целая толпа рабочих шла к воротам под сторожевой вышкой. От ворот тянулась еще и другая дорога — далеко в горы, где взрывали гранит. Оттуда никто не приходил — видимо, обед был только для работающих на дороге и в бараках.