Лешкина любовь - [2]

Старик остановился, поправил очки и заговорил — ни дать ни взять как дедушка Пряников, сторож клуба из далекого теперь Хвалынска:

— В энтот прогал свернешь и по нему иди. Иди и иди, прямешенько в бор упрешься. Там он и есть, проезд-то.

Пошевелив ершистыми с прозеленью усами — опять-таки точь-в-точь как у дедушки Пряникова, — старик дотронулся до шляпы скрюченными землистыми пальцами когда-то крепкой рабочей руки и зашагал дальше, снова обретя осанку важного профессора.

По асфальтированной улице, очень понравившейся ему, Лешка дошел до окраины городка. Дальше уже некуда было идти: против последнего ряда домов начинался лес — старый и темный, настоящий таежный бор с гущиной мохнатых сосновых и еловых ветвей.

Тут не было ни асфальта, ни булыжника. Всюду зеленел серебристый полынок, еще влажный от дождя, а в колеях дороги тускло поблескивала мутная вода. Это и был Лесной проезд. Но где же тут искать кордон лесника? Вокруг ни души, даже спросить не у кого.

Лешка переступил с ноги на ногу, носком ботинка сковырнул липкую глинистую кочку. Он не сразу услыхал негромкий вежливый голос за своей спиной:

— Молодой человек!.. А молодой человек!

Быстро оглянувшись, Лешка чуть не попятился назад. Перед ним стояла, будто из-под земли выросла, девушка с ведрами на коромысле — невысокая, худенькая, совсем подросток. Большие оцинкованные ведра, до краев наполненные водой, были тяжелы, и девушка слегка горбилась под коромыслом, придерживая его левой рукой. Рукав серой трикотажной кофточки сполз до локтя, и Лешку поразила удивительная белизна обнаженной девичьей руки. Такая кремово-нежная, как бы согретая солнечным теплом белизна бывает только у молодых березок.

«Говорят, это хорошо… удача будет, когда с полными ведрами повстречается кто-нибудь», — подумал Лешка, опуская взгляд, и сердце его забилось учащенно-радостно и вместе с тем тревожно.

— Вы кого разыскиваете? — снова отменно вежливым голосом заговорила девушка, глядя на Лешку синими внимательными глазами с веселой смешинкой.

— Хлебушкина… лесника, — сиповато сказал Лешка и еще раз покосился на коромысло. Но девушка уже перехватила его другой рукой.

— Вот я и угадала, — весело сказала она. — Я сразу, как только увидела вас, поворожила и говорю себе: к Владиславу Сергеичу гость явился!

Большие карие Лешкины глаза, неспокойные и настороженные, глянули на девушку холодно, отчужденно.

— Да, да! — бойко продолжала она. — Я любого человека насквозь вижу. Честное слово! У меня бабушка была цыганкой. — Девушка тряхнула головой и засмеялась. — Не верите?

И тут только Лешка заметил, что на груди у девушки лежала перекинутая через плечо густая черная коса с алым бантом и что во всем ее облике — и в разрезе смелых глаз, чуть-чуть косящих, и в надломе длинных тугих бровей, и даже в матовой смуглости продолговатого лица — было действительно что-то цыганское. И хотя на душе у Лешки было далеко не весело, он все же улыбнулся.

— Ну, скажем, верю, но откуда ты… — Он запнулся и тотчас поправился: — Откуда вы все-таки дядю моего знаете?

— А я и вас знаю. — Девушка плутовато сощурилась, уже заранее предвидя, какое впечатление произведут ее слова. — Вы Алеша, из Хвалынска. Правильно я наворожила?

Лешка побледнел, побледнел так, что все веснушки — все до одной — четко проступили на его исхудалом, с ввалившимися глазами лице.

«Выходит, отец телеграмму прислал дяде Славе? — с обостренной подозрительностью подумал Лешка. — И, может, тут… уже все знают?»

И ему вдруг захотелось бежать. Бежать обратно на станцию. Ну, а потом куда? У него нет и пятака в кармане. Даже из Москвы сюда Лешка приехал без билета, а ел последний раз вчера вечером на Казанском вокзале, где он провел три ночи. И все-таки здесь ему оставаться нельзя, нет, нет.

Как бы угадывая в настроении Лешки какую-то перемену, девушка внезапно стала серьезной и строгой.

— Извините, я пошутила, — виновато сказала она. — Владислав Сергеич — наш сосед, он напротив, через дорогу живет. Ну и попросил меня… Он на целый день ушел… Да лучше пойдемте, я сразу вам все покажу — и где дом и где ключ лежит.

Девушка поправила съехавшее с плеча коромысло и добавила, вдруг вся зардевшись:

— А меня Варей зовут.

И Лешка, сам не зная почему, покорно поплелся вслед за ней.

Варя поставила ведра на скамью у калитки, бросила коромысло и кивком головы предложила Лешке следовать за ней.

Переходя дорогу, Лешка увидел небольшую ровную полянку. Лес в этом месте как бы расступился и приютил под своим крылом деревянный шатровый дом — уже старый, с замшелой, в заплатах крышей, но все еще на удивление крепкий, сложенный из сосновых кругляшей.

— Тут и живет ваш дядя, — оборачиваясь к Лешке, сказала Варя и улыбнулась. — У нас как на даче, правда?

Он ничего не успел ответить. Из леса выбежала кудлатая собачонка какой-то огненно-рыжей масти. Лая пронзительно и осатанело, она бросилась прямо навстречу Варе, и Лешка, поспешно нагнулся, чтобы схватить попавшийся на глаза осколок кирпича.

— Не надо, она не кусается. — Варя поманила к себе собаку: — Пыжик, Пыжик!

Вслед за собакой на опушке показался человек в серой кепке, небрежно сдвинутой набок, и коричневой спортивной куртке с блестящими замочками-«молниями». Внимательно приглядевшись, Лешка с удивлением отметил про себя, что незнакомец, принятый им вначале за солидного мужчину, старшего его на год или на два, не больше.