Леший - [2]

Около столика сержант остановился, поправил ремень с тяжелой кобурой и сытно икнул, доставая свежий бланк из стола.

Сержант освободил мне обе руки от наручников и попросил, чтобы я не напрягал пальцы, пока он будет меня «обкатывать». Он стоял за столиком. Я – сбоку. Он уже потянулся пальцами к моему левому запястью, но в этот момент мой правый кулак угодил сержанту точно под правое ребро. Сержант громко икнул, согнулся пополам и взялся глотать воздух одними губами. Он был не в силах сделать вдох. Осталось захватить руками его шею и слегка придавить. Из подобного захвата нет выхода. Шея оказалась довольно жирной. Взбрыкнув ногами, сержант тихо испортил воздух и стал быстро оседать.

Падение сержанта было беззвучным. Мои пальцы быстро шарили у него под рубахой. Расстегнув ремень, быстрым движением я выдернул его из брюк – пистолет в кобуре глухо стукнулся о пол. Я выхватил его из кобуры, вынул магазин, опустил книзу защитную скобу и дернул затвор: пистолет развалился на две главные детали. Затвор сунул себе в карман, остальное осталось на полу.

Я торопился. Пальцами нащупал у сержанта шейный пульс: сердце сержанта билось, он слабо дышал. Однако надо было на какое-то время обездвижить потенциального преследователя. Я уцепился ему за пояс брюк и выдрал чуть не все пуговицы. С мясом. Включая верхние. Теперь ему будет не разбежаться. Заправив ремень в виде двойной петли в пряжку и вставив туда обе его руки, я крутанул это приспособление несколько раз за оставшийся свободный конец. Петля намертво сжала запястья. Сержант был крепко связан. Без единого узелка. Его же собственным ремнем.

Кажется, он начинал приходить в себя, потому что слегка дернулся. Пора было делать оттуда ноги.

Я схватил со стола наручники и осторожно выглянул из закутка. Никого. Как видно, по воскресеньям здесь дела нет никому до милиции. Заглянув по пути в кухонку, я заметил на стене старый овечий тулуп. Дернув его с гвоздя, я тихо вышел из отделения.

На крыльце оказался косматый мужики, он читал расписание работы. Внизу у тротуара стоял мотоцикл «Урал» с коляской.

– А говорят, что круглосуточно работают, – ворчал мужик, берясь за дверную ручку.

– Нет там никого, – проговорил я степенным голосом и добавил, развивая мысль: – Кроме меня – никого. Тулуп вот надо просушить – дома, на огороде… Может, подбросишь?

Мужик уставился мне в лицо, словно ему предлагали уравнение с тремя неизвестными.

– Куда едешь? – смудрил я.

– В деревню, в Нагорный Иштан, – нехотя ответил тот.

– И мне туда же, – обрадовался я.

«Урал» быстро завелся и понес меня прочь от опасного места. Впрочем, мне казалось, что мотоциклист недостаточно быстро едет. Однако торопить его было нельзя.

На перекрестке я оглянулся: на крыльце маячил сержант. Он придерживал брюки скрученными руками. Потом вернулся назад. Побежал докладывать о происшествии дежурному оперу. Сейчас они организуют погоню.

Между тем мотоцикл уже несся в конце поселка. Еще минута – и меня здесь не будет. Лишь пыль какое-то время еще будет висеть над дорогой, но и та вскоре сядет.

На двенадцатом километре, перед самой деревней, я попросил остановиться.

– На покос заглянуть надо, – пояснил я.

– Тогда я поехал. – Мотоциклист покосился в мою сторону. – Я думал, ты живешь здесь… на дачах…

– Раньше жил, теперь – нет…

Положив на плечо тулуп, я пошел осинником от дороги, углубляясь в лес. Позади затрещал мотоцикл, и вскоре все стихло.

Возможно, мужик подумал, что у мента не все дома: то он тулуп собирался сушить у себя на огороде, то вдруг решил отправиться на покос. Но какой здесь покос, когда коров всех давно подкосили.

Память не подвела: на пути должен быть покос дяди Вани Захарова. Однако пройдены около пяти километров, а покоса все не видно. Тропинка заросла подлеском, и лишь по продолговатой впадине можно догадаться, что когда-то здесь разгуливал народ. Пройдя еще километра полтора, я оказался у косогора. Внизу темнела среди зарослей масса воды. Там была река. А где же покос?

Повернул назад. Странное дело: река на прежнем месте, а покоса нет. Возвратившись примерно до полпути, принялся искать прежние приметы. Вроде та же местность, и вроде бы не та. Верить не хотелось: покос дяди Вани давно зарос. Кругом деревья и кустарник. Теперь здесь чаща, дебри лесные. И высокая, по пояс, дикая трава. Нет больше никакого покоса, как нет и самого дяди Вани.

От голода снова начинало поташнивать. Если не найти продуктов, придется переходить хоть на подножный корм. Хорошо, что хоть мама пока что остается в полном неведении. Старушка не в том возрасте, чтобы рыскать по лесу. Она уверена: сын живет в Нагорном Иштане у реки, в палатке. И пусть себе живет, раз так он решил.

Было то самое время, когда вовсю орудовала мошкара. Эта мелочь лезла в уши, нос, глаза и застревала в волосах. Ночью будут донимать комары. Скверно, что нечем развести огонь. Без него в лесу – совершенно беда. Об этом каждый чукча знает. Будь на этом месте, как и прежде, покос, можно было бы забиться под стог – и ночлег обеспечен.

«Надо идти к реке», – решил я. – Она судоходна. К берегам, случается, причаливают лодки. Иногда их оставляют без присмотра. И в них встречаются рюкзаки, набитые всевозможной снедью…»