Лес великого страха - [107]

Он почти перевернул бутылочку вверх дном, но из нее так не появилось еще ни капли. «Может, жидкость слишком густая?», думал Ринке. – «Или сначала надо было встряхнуть?».

– Так я и другие песни знаю, – ответила мандреченка и продолжала мрачно: – Я одна и пела. Люди сначала слушали, потом начали смеяться потихоньку. Развеселились…

Ринке вздрогнул. Темная капля появилась из горлышка, но упала не в бокал, куда должна была, а на крышку тумбочки, и расползлась на ней уродливой кляксой. Эльфа пробил холодный пот. Он глянул в зеркало, чтобы проверить, не заметила ли Карина этих его манипуляций.

Из зеркала на него смотрели Мать Рябина и Морана.

«Для тебя, Ринке, все только начинается», услышал эльф мягкий голос хозяйки Железного Леса. – «Время в наших мирах течет по-разному; для того, чтобы оковы потеряли силу, мало открыть замок на них куском мифрила. Обрету я свободу или нет, зависит от вас. От тебя и от нашей гостьи. Что ты выберешь – жизнь или смерть, лес или предательство, то и будет. Есть что выбрать, смотри, не прогадай.

Пока она в моем лесу, проклятие не будет действовать. Наслаждайся! Но запомни – там, где сила любви и жизни уступает силам расчета и смерти, мои чары не властны!»

Спокойный, вежливый голос Мораны вторил ей:

«Сегодня тебе придется принять решение. И тебе, когда ты будешь его принимать, надо быть столь же холодным, как зима, в которую ты родился».

– Волхв потом так меня благодарил, так благодарил… – продолжала Карина рассеянно. – А Квалмэхтар – молодец. Уважаю. Я как-то к некромантам раньше не очень хорошо относилась. Падальщики – они и есть падальщики. Но так отдаться своей богине может только очень смелый человек. Ну, то есть сидх. Он знал, что на пути его служения будет много боли, но все равно выбрал именно эту дорогу…

«Я понял», подумал Ринке, глядя на Мать Рябину. – «Я надеюсь, что я понял правильно…»,

Богиня улыбнулась и кивнула. Эльф перевел взгляд на ее сестру.

«Я прошу тебя об одном», произнес он мысленно. – «Я не неженка, но я и некромант. Я не хочу страдать. Пусть будет, что будет, но пусть это будет быстро. И не очень больно».

Морана усмехнулась и отрицательно мотнула головой – таким сильным жестом, что закачались ее причудливо закрученные локоны. Ничего другого от нее Ринке и не ожидал. Беспристрастность богини Зимы вошла в поговорку.

Но хотя ответ богинь был разным, улыбки на их лицах были совершенно одинаковыми. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – Морана и Мать Рябина были родными сестрами.

Богини исчезли, и эльф увидел отражение Карины.

– Мы пить-то будем? – сказала ведьма недовольно. – Сколько можно пробки нюхать?

Ринке заткнул бутылочку крышкой и засунул ее за зеркало. Пальцы его дрожали. Ринке вспомнился Квалмэхтар, который никак раскурить свою трубку, промахиваясь мимо нее направленным пучком своей Чи. В какой-то миг эльф даже подумал, что выронит эту треклятую бутылочку. Но этого не случилось.

Ринке разлил вино по бокалам и отнес их к столу. Они с ведьмой чокнулись и молча выпили. Эльфа порадовало, что мандреченка не потребовала никакого тоста; сейчас он не смог бы ничего предложить, в голове плыла звенящая пустота. Он сел на кровать и взял нож, решив нарезать сыра.

– А как ваши боги поступают с теми, кто служит богам врагов? – спросил Ринке.

Сидх отделил ножом первый кусочек от дырчатого, с крохотными слезинками во впадинах сыра.

– Предателей никто не любит, Ринке, – пожала плечами ведьма. – Ни новые хозяева, ни старые. Даже те, к кому они переметнулись, чувствуют по отношению к предателям гадливость … Ну, это обычно так.

– А как же Балеорн? – спросил Ринке и подал Карине кусочек.

Ведьма с наслаждением впилась в сыр зубами.

– Он жил с Разрушительницей Пчелой, – продолжал эльф. – Балеорн был из эльдар, его дед ходил на юг вместе с Звездными Рыцарями. И после того, как Балеорн сошелся с Пчелой, в Фейре от него все отказались. Им с Разрушительницей пришлось жить у нас, в Железном Лесу.

– Я слышала, что они жили в Экне, – рассеянно сказала Карина. – Отрежь еще сыра, очень уж он вкусный.

Ринке выполнил ее просьбу и продолжал:

– Так что мандречены? Как вы относитесь к тому, что ваша богиня жила с врагом? Разве она не предала вас таким образом? И что говорят в Мандре о Балеорне?

– Ты знаешь, мы не настолько распущены, чтобы обсуждать личную жизнь наших богов, – произнесла Карина. Ринке понял, что ведьма не так пьяна, как кажется. – Пчела сделала то, ради чего спустилась на землю. А потом вольна была делать все, что хочет. Балеорн был могучим магом, это всем известно. Это же сидх помог ей создать Эрустим. Это был выбор, достойный Пчелы. Конечно, нам хотелось бы, чтобы наша богиня жила с нами, но если нет – значит, мы этого попросту недостойны.

Ринке допил вино, положил руку ей на плечо и произнес:

– Закончим лекцию о наших богах?

– Может, не стоит, Ринке? – ответила Карина тихо. – Ведь…

Ведьма открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Однако эльф понял, что она хотела сказать.

– Ты слышала, о чем на прощание кричала Мать Рябина, – произнес эльф. – Ты думаешь, что ее чары здесь потеряли свою силу. Возможно. Морана – воплощение не только искушения, но и смерти и расчета, это точно. Как хочешь, Карина. Как скажешь. Мне кажется, что ты привыкла ко мне. Привязалась. Я тоже. Но наши народы остаются врагами, и мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь, потом, в бою, когда ты увидишь эльфа, похожего на меня, у тебя дрогнула рука. Ведь у твоего врага рука не дрогнет, – добавил он с усилием. – И ты погибнешь. Я бы этого не хотел. Я примерно представляю действие твоего проклятия и думаю, что смогу это выдержать.