Леонора. Девушка без прошлого - [137]

От этих слов веяло печалью. Он действительно считал ее красивой; возможно, он даже любил ее, и это было больно, как бывает больно в объятиях скорби. Ее томление по нему отзывалось почти физической болью. Она хотела, чтобы он привлек ее к себе, чтобы занялся с ней любовью здесь, сейчас, и потом, в дальнейшем, делал это всегда. Леонора приоткрыла губы и сжала его ладонь – это был единственный сигнал, на который у нее оставались силы.

Дыхание Джеймса участилось, на лицо легла тень сдерживаемой страсти. Он закрыл глаза, борясь с собой, как железо борется с притяжением магнита, и усилием воли сосредоточился на звездном небе.

– Нам пора идти. Девочки спят очень чутко.

Он встал, помог Леоноре подняться на ноги и отпустил ее руку. Внутри у нее все оборвалось. До самого возвращения домой он избегал встречаться с ней глазами.

Джеймс, лежавший на диване в библиотеке, шумно захлопнул книгу и с глухим стуком уронил ее на пол. Затем потер глаза и положил согнутую руку на лоб.

В голове его звучал голос Тома: «Она не твоя жена».

Кулак Джеймса то сжимался, то разжимался. Он пытался вспомнить ощущение от ее пальцев, сплетенных с его пальцами, и одновременно хотел поскорее забыть. Он не знал, что делать. В какой-то миг он мог быть от нее вдали, а в следующий – уже тянулся к ней, мечтая коснуться. Но желание никогда не покидало его.

А когда он увидел, как Леонора чувствует себя в доме Шелби, стало еще хуже. Она была счастлива, просто светилась радостью. Он хотел ее. И ждал. Поцелуй, объятия, ласки – все это только подогревало его желание.

Совсем скоро Леонора вернется к Алексу, своему мужу. Они снова будут делить постель. А он останется один на один с воспоминаниями об аромате роз, которыми от нее веяло, и о ее нежных руках, прекрасно сознавая, что она не его, что для нее он не более чем отдушина.

Джеймс провел рукой по голове, взъерошив свои каштановые волосы. Он вспомнил ее тело, когда она лежала рядом с ним под звездами, вспомнил обострившийся профиль под луной, заливавшей ее гладкий лоб нежным светом. Он таял при воспоминании о ее улыбающихся губах. «Ах, эти губы…»

В тот момент, под покровом ночи, он почти держал ее в своих руках, почти позволил телу слиться с ней воедино, почти дал чувству ослепить себя. Он хотел любить ее. Прямо там. На твердой и холодной земле. Он хотел заниматься с ней любовью. Под черным одеялом неба, в окружении ночных звуков он хотел прикасаться к ней, хотел внести в эту ночь их собственные звуки и наслаждение, чтобы передать их земле.

Она не твоя жена.

Леонора спала через каких-то три двери от него по коридору. Через три. Их разделяли всего несколько стен и одна дверь, и он чувствовал ее дыхание на своей шее, ее волосы у себя на груди, чувствовал кожей, как она улыбается в темноте. Несколько шагов по коридору, поворот дверной ручки, и он мог бы оказаться в ее спальне. Он мог бы откинуть одеяло и проскользнуть к ней, отыскать ее губы, ее ждущие руки, ее полное желания тело. Всего через три комнаты по коридору. Ноги его уже соскользнули с дивана.

Она не твоя жена.

Из горла его вырвался стон. Джеймс перевернулся на живот, накрыл голову подушкой и зажал уши руками.

Она не твоя жена, дружище.

– Я знаю! – крикнул Джеймс, и мягкая диванная обивка поглотила этот вопль отчаяния.

После возвращения Том и миссис Шелби постепенно отошли от горестных предыдущих дней, и скорбь их понемногу унялась. Тяжкое бремя похорон уже не висело на их плечах: миссис Шелби похоронила сыновей, Том похоронил братьев. Жизнь, окрашенная в густые серые тона горя, пусть медленно, но все же текла дальше.

Никому не хотелось оставаться в стенах домах, не хотелось постоянно проходить мимо двух пустых стульев, которые в конце концов были отодвинуты к стене. Поэтому миссис Шелби устроила пикник, и они все вместе отправились за поля золотистой пшеницы на берег безмятежного озера на дальнем краю их земельного участка. День выдался ясный, сухой и жаркий. Голубое небо было безоблачным, в траве порхали бабочки. Джеймс затеял игру с Шарлоттой, которую нес на плечах: она время от времени закрывала ему ладонями глаза, а он начинал пошатываться, как слепой, и громко протестовать.

Том шел сзади.

– Так где, ты говоришь, будут танцы, мама?

– У Тесслеров, – ответила миссис Шелби. – Там соберется вся округа.

Том обернулся и посмотрел на солнце.

– Пойдешь туда после ужина, – заявила миссис Шелби.

– Ты же знаешь, что я туда не пойду, мама, – отозвался Том, еле переставляя ноги. – Это было бы неправильно.

– Еще как правильно! Ты ведь больше всего на свете любишь потанцевать! – ворчливо возразила миссис Шелби. – Ты слишком много работал, Томми. Нужно сделать передышку, встряхнуться. Это будет тебе полезно.

– Правда? А ты не обидишься?

– Я? Обижусь? Да я Бога буду благодарить за то, что дал мне хоть немного передохнуть от твоей болтовни! – Она погрозила ему пальцем. – Так что ты пойдешь на эти танцы, даже если мне придется тащить тебя туда силой! – Она кивнула на Джеймса и Леонору. – Вы все туда пойдете. Слышишь меня?

Расплывшись в улыбке, Том подбежал к матери и поцеловал ее. Миссис Шелби вытерла щеку ладонью: