Леонардо да Винчи живет в твоем доме, или Быль о золотом ключике - [5]

В шестом классе Володя оторвался от школьных программ и жадно поглощал пособия для студентов, открыв для себя новую радость — радость познания труднодоступных материй. К одному звену приваривалось другое, а там и третье, вытягиваясь в длинную цепь новых увлечений и открытий. Вдруг проснулась душа к музыке — и зазвучало в квартире долго молчавшее старое пианино. Потом пришло время скрипки — показалось, что ее звуки точнее и сильнее выражают переполнявшие его чувства. В ту же пору увлекся спортивным фехтованием, затем — изучением древнего языка, а отсюда сам собой перекинулся мостик к этнографии и истории…

Новые увлечения имели конкретную точку отсчета: перечитал многократно роман Ефремова «Туманность Андромеды» — захотелось сочинить музыку на ее космический сюжет; увидел однажды фехтовальщиков в красивых белых костюмах — не успокоился, пока не приняли в секцию; сообщения о запусках первых спутников подтолкнули к конструированию собственной ракеты…

Здесь надо сказать, что Володе удивительно повезло на друзей — они оказались такими же фантазерами-реалистами, такими же увлекающимися — не на миг, а всерьез — натурами. Вроде бы в полуигре, сами того не замечая, ребята обогащали друг друга знаниями, культурой, нравственными ценностями. Володя самостоятельно осилил программу восьмого класса, его примеру последовали в девятом коллеги по «секретной космической лаборатории», дислоцировавшейся на ближайшем к дому пруду. Каждый уже в школьные годы нашел себя, свою профессиональную дорогу.

Писатель Симон Соловейчик, заинтересовавшийся историей этой «великолепной пятерки», выделил из нее Володю лишь из «тактических» соображений, поскольку на примере одного конкретного подростка можно обстоятельнее проследить путь и способы саморазвития личности. Исследовав, изучив мир Володи Мазепуса, писатель приоткрыл нам завесу над природой таланта молодого человека и первопричиной его успеха:

«Часто говорят: талант — это труд. Но мы склонны воспринимать эту истину удобным для себя способом: дескать, вот если бы у меня был талант, я тоже трудился бы, не давая себе отдыха. Однако талант не только не может проявить себя без огромного труда, а сам есть результат труда, напряженной, изнуряющей тренировки, упорства в решении всяческих «почему» — даже тех, что кажутся непреодолимыми».

В этом суждении, подсказанном писателю совершенно конкретным случаем торжества любознательности и силы воли, нетрудно разглядеть схожесть с наблюдениями и выводами многих ученых, специально или попутно занимавшихся исследованием природы проявления способностей, размышлявших над тайной человеческого «я». Вот несколько характерных их афоризмов-постулатов на этот счет:

«Упражнением можно добиться всего», —

категорически утверждал древний грек Периандр.

«Свои способности человек может узнать, только попытавшись приложить их», —

подсказывал еще в начале новой эры римский философ Сенека Младший.

«Неусыпный труд препятства преодолевает», —

это уже наш российский титан Михайло Ломоносов.

«Не в том дело, что способности проявляются в деятельности, а в том, что они создаются этой деятельностью», —

такова отправная мысль выдающегося советского психолога Б. М. Теплова, весьма важная в понимании того факта, что развитие человека происходит в труде и никак иначе.

В подобной схожести суждений ученых — правда жизни. Нет и не может быть другого более надежного и реального средства развить свои способности, как постоянно самому искать ответ на загадки открывающегося перед тобой мира; мечтая — действовать, самому закладывать фундамент трудоспособности, опираясь на который потом легче будет заниматься чем-то главным, определенным, делом всей жизни.

Вернемся в связи с этим к письму Сергея М. Не увидит ли он выход из своей «беды» в заимствовании опыта Левы Федотова и Володи Мазепуса? В повторении их опыта труда, опыта настойчивости. Ведь, сам того не замечая, Сережа дал основание усомниться в его усидчивости или упорстве. Вспомним строки письма: «Я за многое  п р о б о в а л  браться, но  о ч е н ь  с к о р о  убеждался в своей бездарности». Значит, он и не брался вовсе, а только пробовал браться. И уточняющая фраза «очень скоро убеждался» тоже говорит не о серьезной пробе и тренировке сил, а лишь о видимости пробы.

А чего стоит его скоропалительный вывод: «сколько ни просиживай над умными книгами, все равно останешься серостью»? Нет, над умными книгами надо именно просиживать, да так, как это делал, например, тот же Володя Мазепус: двадцать семь раз(!) над «Туманностью Андромеды» — чтобы понять то, что не было понято сразу, чтобы острее пережить подвиг и драму героев. И над вузовскими учебниками корпел до глубокого утомления — чтобы удовлетворить неуемную мальчишескую любознательность. И выучил наизусть «Евгения Онегина» — для тренировки памяти. А отдача пришла уже потом, несколько позднее, когда знания накопились, когда умственной энергии прибавилось, когда силы наросли, будто крылья у молодого орла.

Может быть, узнав и поняв это, Сергей перестанет плакаться на свою, как он ошибочно считает, «серость» и уже сегодня, в свои школьные годы, начнет больше и строже спрашивать с самого себя?