Леонардо да Винчи - [32]

А между тем положение Леонардо при дворе герцога Миланского становилось все менее завидным. Впрочем, так же как и положение самого герцога в Италии. Леонардо чувствовал себя измученным бесконечными задержками жалованья, злословием, невыполненными обещаниями. Он снова пишет Лодовико, жалуясь на нужду и бедственное положение своей мастерской: «Я весьма сожалею о своем бедственном положении, тем более огорчительном для меня, что оно не дает мне возможности следовать собственному желанию во всем повиноваться Вашему величеству».

В конце концов, в порядке компенсации за всё, что ему не доплатили, Леонардо получает… новые заказы! Очередные праздники, новые инсценировки… Праздничное оформление покоев герцогского замка. Работа, отнюдь не адекватная масштабу таланта Леонардо, однако он соглашается, ибо у него нет иного выбора: он должен любой ценой обеспечить существование своей мастерской.

А каково было ему самому? Реалист и интеллектуал, он постоянно ощущал враждебное отношение к себе других интеллектуалов; многогранный, воистину универсальный талант, он как нельзя более раздражал тех, кто предпочитал специализацию. Обращенный в будущее, он обескураживал всех тех, кто жил исключительно сегодняшним днем, таких как Лодовико. Человек, стремившийся все постичь, проникнуть во все тайны, все воспроизвести и перестроить, не находил себе лучшего применения, чем развлекать праздную публику своим талантом декоратора и инсценировщика, хуже того — фокусника-иллюзиониста. Он предлагал проекты городов, а ему заказывали сценические костюмы. Недоразумение оборачивалось драмой. Впрочем, его репутации сильно вредило присущее ему непостоянство. Получив хороший заказ, он с энтузиазмом принимался за дело, а потом вдруг бросал начатое. Что это: разочарование или пресыщение? Создавалось впечатление, что он полностью выкладывался на начальной стадии работы, чтобы потом избежать разочарования конечным результатом. Возможной причиной этого могло быть и то, что живопись в его представлении являлась чисто умственной деятельностью, cosa mentale. Более того, высшей формой умственной деятельности. «Дух должен вставать между видимым объектом и его воспроизведением еще до того, как у художника возникнет живописный образ. Божественным характером живописи обусловлено то, что дух художника преображается в образ духа Божьего. Он так же свободно, не ведая преград, творил всё сущее…» Таково его гордое утверждение, касающееся собственного таланта, доказательство отчетливо сознаваемой им самостоятельности и независимости искусства.

Падение дома Сфорца

Когда Миланский двор приступил к распродаже своих имений ради наличных средств, Леонардо, на исходе пятого десятка, получил первое в своей жизни свидетельство о собственности. Собственность, с точки зрения землевладельца, была недурна: речь шла о винограднике площадью в один гектар, расположенном между монастырями Санта-Мария делле Грацие и Сан-Витторе, в весьма престижном месте. В силу своего нового статуса землевладельца он тут же, не обращая внимания на общую неблагоприятную ситуацию, приступил к тщательному обмеру своих владений, дабы точно определить их стоимость. А между тем надо было поторапливаться. Леонардо, предвидя неизбежное падение дома Сфорца, должен был подстраховаться на случай нежелательного для него развития событий и для этого решил покинуть Милан, которому опять грозила интервенция — и опять со стороны французов.

В начале 1499 года он собрал все свои сбережения, весьма кругленькую сумму в 1280 имперских лир.[27] Весной он произвел расчет со своими учениками, причем Салаи получил девять золотых дукатов, тогда как его товарищи довольствовались несколькими лирами.

Затем события стали развиваться стремительно. 6 сентября Милан перешел в руки французов без единого пушечного выстрела. Это знаменовало собой конец славного дома Сфорца. Сам Лодовико еще 2 сентября бежал в Инсбрук искать убежища у Максимилиана Габсбурга. Его замечательный дворец достался французской армии. 6 октября Людовик XII, сменивший на французском престоле Карла VIII, триумфально вступил в город и оставался там в течение месяца. Леонардо тогда еще не успел покинуть Милан. Он ждал, благоразумно укрывшись в своем рабочем кабинете, дальнейшего развития событий, разворачивавшихся у него на глазах. Он писал заметки. «Управляющий дворцом арестован, Висконти насильственно уведен… Его сын убит. Герцог потерял свое государство, личное имущество и свободу, и ни одно из его начинаний не доведено до конца», — бесстрастно заключил он свою запись.

«Не рассчитывайте на него, поскольку ему надо завершить то, что стало делом всей его жизни», — писал он о герцоге. Ничто больше не удерживало его. Ничего не было для него важнее свободы. Герцога можно было называть предателем, ибо он знал, что ждет его людей. Больше никакого доверия этим переменчивым и ненадежным политикам.

Ни одна строчка в записных книжках Леонардо не выдает его отношения к современным событиям. Он считал, что это не касается его. Впрочем, политика интересовала его лишь постольку, поскольку могла причинить ему беспокойство. Война прерывает его работу, крадет бронзу, предназначавшуюся для отливки его «Большого коня», падение суверена лишает его возможных заказов от него, не так ли? Политика ассоциируется для него с анекдотами, сопутствующими явлениями, неприятностями, мешающими его работе.