Леон и Луиза - [76]

О сохранении тайны так и так больше не могло быть и речи – с тех пор, как мадам Россето умножила два на два, немного подержала нос по ветру, а затем почитала своим долгом держать всех соседей в курсе происходящего в семье Лё Галлей.

Даже дети всё знали; но поскольку и они осмотрительно молчали и изъяснялись в крайнем случае ироническими косыми взглядами или нечленораздельными намёками, Ивонна могла в своих четырёх стенах, которые она уже почти не покидала, и дальше жить в мире.

Потом наступило время, когда дети один за другим оставили родительский дом. Первенец Мишель, который из-за своего посредственного аттестата зрелости семестр за семестром тщетно ждал зачисления в Политехническую школу, весной 1947 года, когда заводы Рено открыли новое производство, занял должность помощника механика и снял меблированную комнату в Исси-ле-Мулино. Два года спустя его брат Ив двадцатилетним пошёл в армию и был направлен в Чад. В том же году умерла мадам Россето после короткого недомогания в больнице, и ей на смену на улицу Эколь пришли клининговая фирма и электрический домофон. Летом 1950 года с родителями распрощался и Роберт, чтобы в сельскохозяйственном училище в Бургундии изучать разведение крупного рогатого скота породы Шароле, и когда ещё два года спустя улицу Эколь покинула шестнадцатилетняя Мюриэль, чтобы в монастырской школе в Шартре получить диплом учительницы начальных классов, Ивонна и Леон остались одни с одиннадцатилетним, по-девичьи изящным Филиппом.

Ивонна не страдала от внезапно возникшего одиночества, а восприняла его как естественный ход вещей. Для себя самой она не хотела больше ничего, кроме солнечного света, обилия еды и неограниченного сна.

В середине пятидесятых годов она в течение нескольких месяцев принимала посещения одной свидетельницы Иеговы, чьи жуткие истории об испорченности мира и возмездии мстительного бога какое-то время доставляли ей удовольствие. Зимой 1958 года, когда и маленький Филипп поступил на военную службу, она распорядилась установить в гостиной телевизор. Больше всего ей нравилось смотреть бокс и автогонки.

Однажды утром в мае 1961 года она, наконец, заметила, когда проводила мочалкой по шее, небольшую твёрдую опухоль под правым ухом. Опухоль росла с каждым днём, потом такая же образовалась и под левым ухом.

– Может, само пройдёт, – сказала она, когда Леон хотел вызвать врача.

– Может, пройдёт, а может, и нет, – сказал Леон. – В любом случае пусть посмотрит врач.

– Нет, – сказала Ивонна.

– Нет, пусть.

– Нет.

– Это может быть опасно. Ты что, хочешь от этого умереть?

– Не так уж и хочу, – сказала Ивонна. – Но если Господь Бог захочет, чтобы я ушла, я уйду.

– Господу Богу всё равно, останешься ты или уйдёшь, глупая ты курица. У него без тебя полно забот.

– Ну и ладно.

– Зато мне не всё равно. И я тебе говорю: надо прооперироваться.

– Ты что, врач?

– У меня есть глаза. И мозги промеж ушей.

– У меня тоже, – сказала Ивонна. – И поэтому я тебе говорю, оставь меня в покое. Если я должна уйти, я уйду.

– Так вот просто?

– Совсем просто.

И опухоли на шее Ивонны продолжали расти и буквально сдавливали ей горло. Через несколько недель наступила ночь удушья, когда она лишь с трудом могла говорить. Она рассказала Леону о её проступке с Раулем почти тридцать лет назад, он обнял её и сказал, что всё это давно неважно. Потом она заснула или притворилась спящей, и Леон уснул рядом с ней.

* * *

В годовщину погребения Ивонны Луиза и Леон встретились в порту Арсенал рано утром, в семь часов. Был свежий, ясный день, солнце только что взошло над домами бульвара Бастилии. Луиза и Леон были одеты по-воскресному, хотя был вторник. Им обоим было по шестьдесят два года – здоровая, счастливая и красивая пара.

Луиза прихватила с собой сыр, хлеб и ветчину, Леон – воду, сидр и красное вино.

– Ты уверен, что наш ялик не пойдёт ко дну? – спросила Луиза.

– Совершенно уверен, – ответил Леон. – Я каждые два года чистил корпус и заново его красил, как мне завещал Карон. И мотор в полном порядке.

– Тогда выходим, наконец, пришло время.

Они поднялись на борт, погрузили припасы в каюту и завели мотор. Потом отвязали канаты, отчалили и вышли из акватории порта в Сену, а потом вверх по течению, навстречу океану.