Он замер как вкопанный, оторопело посмотрел на меня, и крупные градины пота выкатили на его лоб.
— Ну ты даешь, салажонок! Откуда что берется?
Вытащил из кармана «Приму», коробок спичек.
— Ну-ка, запали. Не прилажусь еще с одной-то.
И, пуская дым завитушками, спросил:
— Слышишь, птаха в камышах кричит: «Рано вам, рано вам, рано…»
— Чего рано-то?
— Во взрослую жизнь килькин нос совать.
Я обиделся.
— Ладно, ты сам взрослый, дядь Сень. Я хотел, как лучше… А на комбайн-то хоть возьмешь?
— Что, кончилось ленивое лето?
— Кончилось.
— Тогда возьму. Приходи после обеда, попробуем тремя руками с одним штурвалом управиться.
Я вприпрыжку помчался домой. Мать сидела в кухне за столом, укрыв лицо руками. То ли задумалась, то ли задремала.
— Приветик! — крикнул я с порога, потому что ничего другого придумать не мог. — К коровам своим опоздаешь.
Мать отняла руки, и я увидел ее глаза: зрачки расширены, веки припухли.
— Что еще стряслось? Юля где?
— Уехала, — сказала мать. — С Владиком уехала. Ни слова никому не сказала, не простилась…
Я не поверил ей, распахнул дверь в горницу.
Раскрытый журнал лежал на фтоле, плюшевый мишка сидел на подоконнике, поджав хвост. Рядом с ним голубели в стеклянной банке васильки.
А Юльки не было…
