Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942 - [17]

. При обыске на квартире Жилинского, проживавшего в Новой Деревне, в деревянном доме по Школьной улице, был изъят и его дневник, в котором следователь обнаружил «крамольные высказывания» и приобщил его к делу. В действительности же в дневнике Жилинского отражена прежде всего его повседневная борьба за выживание, состоявшая из поисков и добывании пищи; из долгого простаивания в многочасовых очередях за хлебом и другими продуктами питания, которые полагались по карточкам, но далеко не везде оказывались в магазинах. Настроения «осточертелой голодной жизни» выплескивались из дневников в разговоры в очередях за продовольствием, на работе, становились известными органам НКВД и служили для последних основанием для обвинения распространителей таких настроений в «контрреволюционной пропаганде» и «антисоветской агитации». Разумеется, таким образом пострадал не один И.И.Жилинский. Похожая судьба постигла и других авторов блокадных дневников. В 2004 г. в серии «Архив Большого Дома» были изданы дневники ленинградского учителя

А. И. Винокурова, расстрелянного в марте 1943 г. за «контрреволюционную антисоветскую агитацию» и за «пораженческие взгляды в войне СССР с Германией»[119], и старшего бухгалтера Ленинградского института легкой промышленности Н. П. Горшкова, приговоренного к 10 годам лишения свободы за «антисоветскую агитацию среди своих знакомых»[120]. Сам же Горшков настаивал, что изъятый у него во время обыска дневник служит доказательством того, что он «никогда не был антисоветски настроенным человеком»[121]. Читая сегодня дневник Н. П. Горшкова, убеждаешься в глубокой правоте его автора, утверждавшего, что его наблюдения и переживания он записывал для себя. Но теперь оказалось, что и для истории: не пропустив в своем дневнике ни одного дня блокады (!), отмечая в нем не только «негатив» зимы 1941–1942 г., но и все изменения к лучшему, Горшков показал, как приходила постепенно надежда на избавление от вражеской блокады, как нарастали эти ожидания, как улучшался быт, и с ним – настроения ленинградцев. Каждый день Горшков педантично описывал состояние погоды, фиксировал продолжительность обстрелов и бомбежек, и этими ценными сведениями я с благодарностью к автору дневника воспользовался в документальной части моей книги.

Среди блокадных дневников выделяются своим публицистическим характером дневники ленинградских писателей, которые с самого начала обращались в них к читателю[122]. В. В. Вишневский в «Дневнике военных лет» писал о необходимости «сохранить для истории наши наблюдения, нашу сегодняшнюю точку зрения участников. Ведь через год, через десять лет – с дистанции времени будет виднее. Возможно, будет иная точка зрения. Оставим же внукам и правнукам свой рассказ»[123]. И многие ленинградские писатели оставили для истории свои рассказы о блокадной жизни: В. М. Инбер – «Почти три года. Ленинградский дневник»; П. Н. Лукницкий – «Ленинград действует..»; В. М. Саянов – «Ленинградский дневник»; П. И. Капица – «Блокадные дневники, прочитанные сегодня» и др. Наконец, совсем недавно, в 2010 г., был опубликован «Запретный дневник» О. Ф. Берггольц, которая, по выражению Д. А. Гранина, «стала символом, воплощением героизма блокадной трагедии». Читая «Запретный дневник», особенно понимаешь, что это чистая правда, а не красивая метафора. Такая же правда и в самом дневнике О. Ф. Берггольц, которая не посвящала в него даже самых близких ей людей. «Как хорошо, что я – не орденоносец, не лауреат, а сама по себе, – записала она 12 апреля 1942 г. – Я имею возможность не лгать, или, вернее, лгать лишь в той мере, в какой мне навязывают это редакторы и цензура, а я и на эту ложь, собственно говоря, не иду»[124].

Большую работу по выявлению, изучению и публикации блокадных дневников ведут в последние годы научные сотрудники Санкт-Петербургского института истории РАН. В рамках проекта «Ленинградская блокада без купюр и ретуши» был издан целый ряд сборников – «Человек в блокаде. Новые свидетельства», «Доживем ли мы до тишины? Записки из блокадного Ленинграда», «Я не сдамся до последнего…»[125]. Опубликованные в них действительно новые и содержательные дневники хранились не только в фонде воспоминаний и дневников Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга, но и в семейных архивах (дневник театрального художника А. А. Грязнова, учительницы Т. К. Великотной, актера Ф. А. Грязнова). Все они содержат многие важные факты о блокадной жизни ленинградцев, их поведении и психологии в экстремальных условиях.

Ценные публикации источников вышли в «Трудах Государственного Музея истории Санкт-Петербурга». Среди них следует особо выделить «Дневник блокадного времени» инженера-кораблестроителя В. Ф.Чекризова, работавшего на заводе «Судомех»[126]. Если иметь в виду, что значительная часть архива «Судомеха» была уничтожена в период блокады в результате пожара, то дневник В. Ф. Чекризова является уникальным источником о самоотверженном труде коллектива завода в годы войны и блокады. Но, конечно, его дневниковые записи не ограничиваются рамками заводской жизни, в них много важных и правдивых наблюдений и размышлений о том, что происходило в осажденном Ленинграде и за его пределами. Однако, если судить по признанию самого автора дневника, он решался доверить ему далеко не все. «Интересно читать через 24 года записи своего тогдашнего дневника, – признавал В.Ф.Чекризов в марте 1968 г. – Какие годы прожили? Жаль, что не писал подробно и не все так, как нужно было бы (были причины)»