Ленинград — срочно... - [52]
— Яволь!..
Заманский был зачислен в расчет «девятки» еще на заводе, когда завершалась сборка «Редута». Учли, что он шофер, знает хорошо двигатель, значит, сможет работать и на силовом агрегате. Комбат подписал приказ о назначении его электромехаником.
Заманский ликовал. Он надеялся, что, уехав на «дозор», отделается от Мухина, который требовал невозможного: выкрасть карту с обозначенными позициями «Редутов». Заманский и не слыхал о такой, и не ведал, где ее раздобыть.
Но вскоре Заманский с грустью понял: от Мухина ему скрыться не удастся. Тот обязал его разузнать, когда отправится колонна и каким двинется маршрутом. Заманский решил не ходить на очередную встречу. Перед отъездом Мухин сам отыскал его, и не где-нибудь, а на территории завода.
— Что, падла, думал скрыться? — прошипел он. — Гляди, враз кончу, а не я — другие отыщут! Дядька твой же и придушит!
Заманский рассказал все, о чем знал.
— То-то же. Теперь слушай мой приказ, — сказал Мухин, выслушав его. — Как только доберешься, сообщи о местонахождении. Как?.. Очень просто: мы ведь знаем, что позиция для установки оборудована где-то за Ладогой. Отправишь письмо в Волхов, по уже знакомому тебе адресу. Поинтересуешься у своей девушки, жива ли она, здорова, не забыла ли тебя, составь одну фразу так, будто вспоминаешь населенный пункт, где когда-то гулял с ней, а я пойму, что именно там развернут ваш «дозор». И тебя найду. Но гляди, — пригрозил Мухин, — не напишешь, будет как той «птычке»…
Вскоре Заманский отправил послание неизвестной Настеньке. Очень короткое. В конце письмеца он вывел дрожащей рукой: «Помнишь Войбокало, как мы гуляли с тобой».
И Мухин вновь объявился. Он подошел к Заманскому тогда, когда электромеханик, получив письма и газеты для расчета установки на полевой почте соседей-разведчиков, беспечно возвращался в расположение «дозора».
— Ба-а! Вот так встреча! — вдруг вырос перед Заманским усатый ефрейтор с вещмешком за плечом. — Не узнал?.. — И тихо приказал: — Быстро в сторонку, не привлекай внимания!
На этот раз Мухин очень спешил.
— Времени у меня нет. Вконец измотали патрули, — выругался он и, нервно закурив, развязал вещмешок. — Вот, держи, — протянул сверток, — здесь ракетница, припрячешь. На днях начнутся бомбежки железнодорожной станции. Тогда и выстрелишь, обозначишь свою «точку». Там же, — Мухин показал на завернутую в тряпку ракетницу, — деньги, премия твоя.
Мухин бросил окурок на землю, затоптал его каблуком:
— Ну, бывай, племянничек. На обратном пути, через недельку-другую, забегу. Не стрельнешь — самого пристрелю. Такой приказ тоже есть.
Племянник не успел ничего вымолвить в ответ, а Мухин уже скрылся. Заманский развернул сверток: такой пачки рублей ему в руках держать еще не доводилось. «Заховаю так, что ни одна ищейка не найдет. И «пушку» спрячу, — решил он, спешно завертывая ракетницу в тряпку и рассовывая по карманам деньги. — А вдруг и вправду пристрелит, гадюка, як не пальну? — Тревожно засосало под ложечкой. — Брешет он! В крайнем случае я ему сбрешу… Откуда он узнает — пустил я ракету или нет?..»
А Мухин тихими переулками уже подходил к железнодорожному вокзалу. Там было довольно многолюдно, и он мог чувствовать себя относительно спокойно: немцы изготовили добротные документы, Мухин получил их через почтовый ящик вместе с грозными инструкциями — будь они неладны!
Он проклинал своих хозяев из «Абвергруппы», ругал советскую контрразведку. Хорошо, что удалось прихлопнуть Купрявичюса, который узнал его в Ириновке… «Только бы до Ириновки добраться, а там — «насвечу» ракетами и ходу! Плевать мне, попадут их бомбы на установку или нет. Главное, вовремя смыться».
Открылась входная дверь приземистого серого здания вокзала, из него вышли двое военных. Тот, что повыше — с повязкой на рукаве — дежурный?! Показывал что-то другому, видно приезжему, офицеру. Мухин принял левее, ближе к деревцам, окаймляющим площадь: зачем лезть на глаза. Офицеры — теперь их можно было разглядеть получше — казалось, не замечали его…
— Нет, этого не может быть! — прошептал изумленный Мухин. — Но… похож как… Купрявичюс?! Живой?!
Мухин присел, нащупал внутри мешка пистолет.
— …Спасибо, товарищ лейтенант! Теперь я сам найду.
— Счастливо, товарищ воентехник!
Купрявичюс пошел напрямик, через площадь. Офицер с повязкой скрылся в здании вокзала. «Кажется, пронесло! Ух ты, черт, — Мухин поднялся, — нет, надо мотать отсюда!»
Он смотрел на удаляющегося Купрявичюса и чувствовал, как в душе поднимается ненависть к этому человеку. «Кончу, падлу, не жить ему на свете! — Но тут же одернул себя: — Ведь влипну! Скорее на поезд. Благо в Ириновке теперь меня наверняка никто не узнает. А там вернусь, рассчитаюсь с литовцем. Заодно племянничка проверю…»
Мухин бросился к станции, откуда призывно загудел паровоз.
…Бондаренко велел помощнику начальника штаба лейтенанту Юрьеву, который одновременно являлся и военным дознавателем батальона, ехать на «шестерку»:
— Поедешь с технической летучкой. Осинин вызывает для проведения регламентного ремонта. Разберись в обстановке. Чую, назревают там события: опять чужой передатчик засекли в эфире. А о последних непонятных событиях на «дозоре» сам знаешь. Особисты по своему плану действуют. Вопросы есть?
В повести ставятся острые нравственные проблемы неуставных отношений в воинских коллективах. Для массового читателя.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.