Ленинград — срочно... - [41]

— «Москва», — отозвался часовой, пропуская офицеров к установке.

Светлана Полынина

Все-таки решили меня эвакуировать. Саша силой втащил в машину, направляющуюся в Кобону. «Это приказ, так что подчиняйся. Оклемаешься — возвращайся…»

Я не подчинилась: сошла и с первой автоколонной, следовавшей навстречу, еду теперь в Ленинград. Если я не могу больше работать на лесозаготовках и стала для отряда обузой, то мне самой решать, куда податься. Почему я должна уезжать в тыл?! Так хочется хоть чем-то, пусть самым малым, но помочь городу, моему Ленинграду!

— Красавица, что молчишь, зовут тебя как?

Шофер, бородатый дядька с добрыми глазами, хочет меня расшевелить. Отвечаю:

— Нашел красавицу, волосы выпали, ноги как у слона. Ведьмой меня зовут. Ведьма Света.

Дядька крякнул, прокашлялся:

— Прости меня, дурака старого. На, держи, — протянул он мне луковицу.

Боже мой! Настоящая, огромная, а какая пахучая! Я прижала ее к губам, представила вкус, и голова пошла кругом.

— Ешь, ешь, косы снова вырастут.

Надкусила ее вместе с шелухой. Хрустит лук, сладкий, как яблоко. «Надо же поблагодарить его», — только теперь дошло до меня. Но поняла, что ничего сказать не смогу. Наверное, он догадался, успокоил:

— Помолчи, милая, полакомься. Вишь, ночь звездную крупу по небу как рассыпала, а коршунов фрицевских нету, слава богу. Пока не налетели, нам это на руку: докатим потихоньку до города и, глядишь, назад успеем вернуться…

За поворотом слева потянулся косогор. Посреди девственного снега выделяются темные избы — это Ириновка. Вспомнила подружек. На прошлой неделе ревели мы все белугами. Жалко было нашего летчика. Он вел бой прямо над делянкой, где мы лес рубили. Один против стаи стервятников. Его «ишачка» подбили, летчик посадил самолет на небольшую полянку неподалеку от нас. Когда мы приплелись к самолету, там уже были какие-то бойцы. Откуда они взялись? Говорят, на бугре у церкви их землянки. Они нас к самолету не подпустили. Летчика вытащили, а он был уже мертв…

Вдруг меня осенило: «Приеду в Ленинград и сразу в военкомат. Попрошусь на фронт. Умолять буду. Слабая? Ничего, окрепну. Лишь бы только взяли. На любую службу, но — на фронт!..»

На дежурстве

Старший оператор Микитченко обнаружил цель на расстоянии 145 километров в районе Луги. Оператор Веснин забубнил в телефонную трубку цифры — пошло донесение на КП Ладожского бригадного района ПВО и главный пост. Купрявичюс, прокладывая на планшете маршрут цели, коротко бросил сидевшему позади него Ермолину:

— На нас летят, товарищ батальонный комиссар!

— Сколько самолетов в цели? — спросил Ермолин.

— Не меньше двадцати «юнкерсов».

— Понятно. Массированный удар по ледовой дороге решили произвести, сволочи. Угадали время, обозы сейчас растянулись. Лишь бы наши не проморгали.

— Не подпустят. Мы на что?

— Внимательней, внимательней, хлопцы, не отвлекаться, — Ермолин нервно потер рукой щеку. Если бы не полумрак аппаратной, то было бы видно, как горело его лицо.

Цифры, цифры. Оборот антенны — минута. Опять цифры… Внезапно на экране полоска задрожала, переломилась, разобрать что-либо стало невозможно. Запахло гарью.

— Товарищ инженер! — вскрикнул Микитченко. Купрявичюс вскочил. Он отключил высокое напряжение и открыл дверцу генераторного отделения. Все увидели горел трансформатор.

«Пропало дело, — с отчаянием подумал Ермолин, — теперь, пока исправишь, фрицы десять раз отбомбятся. Но что он делает?! С ума сошел?!»

Купрявичюс обрывал провода. Еще рывок, еще… Готово. Инженер быстро закрыл отсек и врубил передатчик. Послышалось монотонное зудение, будто влетел шмель — заработала генераторная лампа. На экране осциллографа появилась развертка.

— Что рты разинули? Передавайте донесение, быстро! — скомандовал Купрявичюс операторам, которые с изумлением смотрели на инженера. Те засуетились, в эфир снова понеслось: «Ноль шесть, пятьдесят пять — тридцать шесть, двадцать, девяносто, два тридцать одна…» Это означало, что «Редут-6» сообщает: в квадрате 55–36 находится 20 самолетов противника, курс — 90, время — 2.31. Перед этим последнее донесение было передано в 2.30. Всего минуту боролся Купрявичюс за жизнеспособность установки!

Но Ермолин по-прежнему не находил себе места. До тех пор, пока командование авиакорпуса не выслало навстречу «юнкерсам» эскадрилью ЯКов. Истребителей поддержала зенитная артиллерия с прожектористами. К Дороге жизни фашисты не прорвались.

Наступила передышка, военком устало спросил инженера:

— Слушай, Альгис, объясни, пожалуйста, что ты там нафокусничал, — показал он на генераторный блок.

Купрявичюс обернулся:

— Умные люди наш радиоулавливатель создавали. — Пояснил: — Конструкторы такую ситуацию предвидели, потому продублировали цепь трансформатора автоматическим смещением развертки. Я знал об этом, поэтому порвал провода и перешел на автомат. Здорово придумано, верно?

— Да-а, — покачал головой Ермолин, а про себя подумал: «Опростоволосился, маху дал. Нет, пора мне за книжки браться — установку знать надо! А Купрявичюс молодец. Надо же каков! Не растерялся, а в матчасти — с закрытыми глазами разбирается. Его к награде надо представлять, а не дело фабриковать! Так и напишу в акте следственной комиссии».