Ленинград — срочно... - [22]

Быстрый незнакомец уже суетливо ходил по комнате, обращаясь к шефу разведшколы:

— Эрнст, не выпить ли нам кофе? Да и глоток вайн-бранда не повредит.

Говорил только штатский. Начальник школы помалкивал, а Мухин, умиротворенный коньяком и бутербродом, изредка безмятежно поддакивал, совсем не обращая внимания на Заманского, по-прежнему стоящего позади него.

— Да, милейший, мы с вами почти коллеги, — журчал голос штатского, — магнетроны, радары — моя слабость. Так вы не слышали слова «радар»? Хм-м, как же вы работали на английскую разведку?! — вдруг ошарашил он, опять уставившись на Мухина цепким взглядом.

— Английск?.. — поперхнулся Мухин. — Что вы… вы…

— А вы разве не знали? Вас Анатолий Моисеевич не посвятил?

— Он же назвался…

— Хватит! — усмехнулся штатский. — Ваши россказни об Адольфе нам надоели! Понимаете, на-до-ели. — Он допил остатки кофе, отставил чашку. — Выкладывайте все! Нас интересуют: система обмена информацией, явки, как вы, сын белогвардейца, сумели проникнуть в научно-исследовательский институт военного профиля, какое задание получили сейчас? Живо! Господин Заманский, не кажется ли вам, что у вашего подопечного язык присох?

Железные пальцы тут же впились сзади Мухину в шею. Он захрипел от боли, попытался высвободиться, но рука замухрышки-надзирателя оказалась твердой и сильной, как клещи. «Раздавит же позвонки!»

— Пу-у-сти… Ска-а-а…

— Говорите, милейший, мы слушаем. Мухин залепетал, растирая шею:

— Поверьте, это случайность. Адольф, то есть, Анатолий Моисеевич, был художник. Рисовал особняк, в котором когда-то жили мои родители. Мы познакомились. Я сразу понял, куда он клонит, когда он подарил мне свою картину, намекнув, что если я окажу ему услугу, то со временем стану полновластным хозяином этого дома — дескать, придет скоро такое время…

— О, майн готт, короче! — перебил Мухина человек в штатском.

— Он мне посоветовал устроиться в НИИ с помощью знакомого, с которым я когда-то работал на заводе «Светлана» и учился заочно в институте. К тому времени он стал заметной фигурой, как изобретатель радиоламп.

— Фамилия?

— Купрявичюс — младший.

— Есть и старший?

— Да, их два брата. Оба из НИИ. В институте тогда творилась неразбериха: по очереди снимали и назначали директоров, руководителей лабораторий. Во всех анкетах я писал, что мои родители — учителя, убитые бандитами. Проверить было трудно…

— И помог вам этот Купрявичюс?

— Альгис устроил меня лаборантом в ту же лабораторию, где работал… После инсценировки с чертежами, задуманной Адольфом, у Купрявичюса начались неприятности. О дальнейшей его судьбе не знаю, так как сам оказался в тюрьме.

— Яволь. А где и когда вы условились снова встретиться с вашим Адольфом?

— Нигде. Он сказал, что сам выйдет на меня.

— Свежо предание, но, увы, верится с трудом. Так у вас, кажется, говорят? Нет, милейший, тут у вас неувязка получается, шито белыми нитками. Говорите правду! Свет! — приказал штатский.

Мухина мучили порядком. Он кричал, рыдал, извивался ужом, умолял… Но ответить на вопрос, кто такой Анатолий Моисеевич и где его найти, не мог. Наконец его выволокли в коридор. Блондин в штатском, а это был руководитель радиотехнической службы «Абвергруппы-212», уже без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, устало откинулся в кресле:

— Произошла ошибка, Эрнст. Мухин — не разведчик, это обычный слизняк.

— Вероятно, ты прав, Герд. Но кто же так ловко использовал его? — ответил гауптман. — Неужели кто-то из наших?

— Вряд ли. Ты ведь читал ответ из Берлина на наш запрос. Но думаю, что мы сможем завербовать Мухина. Он будет работать на нас.

— Ты это всерьез? После такой экзекуции?

— А что… Посулим особнячок, извинимся за грубость, подсунем письмецо, якобы от его друга — Адольфа. Ошибочка, мол, произошла, милейший, ошибочка! Получите вознаграждение за верную службу.

— Хочешь с его помощью найти русские радары? Сомневаюсь, — покачал головой начальник разведшколы.

— Почему? Он имеет к ним некоторое отношение, знает специалистов…

— Купрявичюса? Я уверен, тот собственноручно приволокет Мухина в НКВД, если встретится с ним. Да и невероятно, что кто-либо из спецов захочет иметь дело с уголовником, хоть и бывшим коллегой.

— Доля правды в твоих словах есть, милейший Эрнст. Но в жизни всякое бывает. Человеческие чувства, как и пути господни, неисповедимы… А Мухину подыщем помощника…

Вошел палач-надзиратель. Гауптман спросил его:

— Ну, привели Мухина в чувство?

— Оклемался, щенок, от ведра воды.

— Хорошо, — потер руки шеф радиотехнической службы.

— Послушай, Заманский, ты рассказывал, что племянник твой где-то у русских служит, под Ленинградом, — вдруг спросил надзирателя начальник школы. — Нет от него вестей?

— Последнее письмо перед войной получыл, господын гауптман. Служит в каком-то особом подразделении. Не то радыстом, не то шофером…

— Интересно, интересно, кто он, этот племянничек, — поясните, милейший, — оживился блондин, вскочив с кресла.

— Што говорыть. Наш кореш, — промямлил Заманский, — господын гауптман знает.

— Ладно, идите, — сказал бесцветным голосом штатский. — Позаботьтесь о подопечном, он должен быть в форме.