Ленинград - [41]

На деревню Ломовка, едва участники собрания разошлись по домам, постановив оказать помощь ленинградцам, налетело десять бомбардировщиков; как выяснилось, навел их по рации недавно прибывший из Пскова фельдшер, служивший фашистам. При бомбежке погибло семеро, пятнадцать человек ранило, но продукты в Ломовке были собраны.

В деревне Дубровка фашисты выгнали на мороз Анну Петровну Александрову с ребенком и матерью. Угрожая расстрелом, требовали сказать, где ленинградский хлеб. Он был спрятан рядом, в сарае, но женщины снова и снова повторяли:

— Ничего не знаем ни про какой хлеб.

Каратели наставили на них оружие, подожгли дом Александровых. Александровы смотрели, как огонь уничтожает их родное гнездо, но твердили все то же:

— Ничего не знаем.

Гитлеровцы решили, что Александровым действительно ничего не известно, им и в голову не могло прийти, что ленинградский хлеб колхозникам дороже самой жизни. Между тем это было так. Очень точно общее настроение выразил на собрании в деревне Хлеборадово пожилой колхозник Григорий Васильевич (к сожалению, мы не знаем его фамилии).

— Пока не поможем хлебом ленинградцам, мы не можем со спокойной совестью садиться за стол.

Уже к 26 февраля на сборные пункты Дедовичского района вместо ожидавшихся 60 прибыла 161 подвода с продуктами. Обоз двинулся в путь лунной морозной ночью 5 марта из деревни Нивки, в пути к нему присоединились 37 подвод из Белебелковского и 25 подвод из Поддорского и Ашевского районов. Вместе с продовольствием партизаны везли в Ленинград 127 тысяч рублей и письма в Центральный Комитет и в Ленинградский обком партии с 3 тысячами подписей под ними. Подписи занимали 13 ученических тетрадок, в их числе была и сбереженная Засориным. В письмах колхозники заявляли о верности партии, Родине, советскому строю, о готовности бороться с захватчиками до последнего смертного часа.

К линии фронта обоз пробирался десять дней, фронт пересек по коридору, проложенному партизанами в обороне гитлеровцев. В нашем тылу продовольствие перегрузили на автомашины, делегатам партизанского края во главе с А. Г. Поруценко дали автобус, и 29 марта они уже переправились через Ладогу. Во Всеволожской их встречали А. Н. Косыгин, А. А. Кузнецов, начальник Ленинградского штаба партизанского движения М. Н. Никитин и другие руководящие работники. Как раз в этот день ранним утром фашистский снаряд угодил в стоявшие на Ржевке вагоны с боеприпасами. Они взлетели на воздух, на месте их образовался овраг, большую часть Ржевки, застроенной деревянными домами, снесло взрывной волной, а все, что осталось, дожирали пожары. Со стесненными сердцами подъезжали партизаны к хорошо знакомому городу, своему областному центру. Умом они понимали, что сделали для Ленинграда все, что в их силах. И все-таки в мыслях у каждого было:

— Мало везем! Больше бы надо!

К тому времени, когда партизанский продовольственный обоз пробился в Ленинград, здесь уже становилось обычным принимать делегации с разных концов страны. Делегации ехали, конечно, не с пустыми руками: вес одних только индивидуальных почтовых посылок с подарками для ленинградцев, переправленных через Ладожское озеро зимой 1941/42 года, превысил полторы тысячи тонн.

Вся страна с Ленинградом! Так писали в газетах, так говорили на митингах, и это не было лозунгом. Так думали, чувствовали. Это был факт, получавший все более весомое материальное воплощение.

Симфония мужества

Наступил март. Все синей и синей становилось небо, все позже в домах зажигали коптилки, солнце уже начинало слепить отвыкшие за зимние месяцы глаза, а в полдень все оживленнее настукивала капель. Город понемножку начал отогреваться. Отогревались постепенно и люди.

Но тепло несло не только радость. Оно несло нараставшую тревогу. Беспощадный солнечный свет весны проникал во дворы, залитые нечистотами, на загаженные лестницы; оседавший снег обнажал невидимые прежде трупы. К городу подступала опасность эпидемий, и многим казалось, что оборониться от них невозможно…

Первый воскресник провели, как и положено, в воскресенье, выпавшее на Международный женский день. Накануне встреченные криками «Ура!» пошли грузовые трамваи, ярко светило солнце, все это поднимало общее настроение, на улицы вышли десятки тысяч ленинградцев. С ломами, лопатами, ведрами, каждый брал у кого что нашлось. Город выглядел необычно оживленным. Но вот смех, шутки звучали изредка. Только несмелые улыбки на бледных, с заострившимися чертами лицах. Ломы выскальзывали из рук, лопаты едва царапали лед.

Когда вечером в партийных организациях подводили итоги воскресника, многих охватило уныние: по сравнению с общим объемом работ то, что удалось сделать, было ничтожно малым. До войны к очистке улиц от снега ежедневно привлекалось 2 тысячи автомашин, 2 тысячи лошадей и свыше 20 тысяч крепких, по большей части молодых мужчин и женщин, но и они часто не справлялись, в помощь им нередко присылали красноармейцев. А сейчас? Люди сами по себе передвигаются с трудом. И когда еще вернутся к ним силы!? Но ждать тоже нельзя!

Во втором воскреснике 15 марта приняло участие уже 100 тысяч человек, а 26 марта на очистку города решением Ленинградского городского комитета партии и Ленгорсовета были мобилизованы все трудоспособные: те, кто не занят на производстве, должны были ежедневно работать на улицах и во дворах по шесть — восемь часов, а занятые на производстве — по два часа. Ежедневно теперь на улицы выходило до 300 тысяч человек. Через три недели, выбросив из города свыше миллиона тонн нечистот, мусора, льда, снега, Ленинград спас себя от возможной эпидемии, и 15 апреля, скрежеща бугелями, высекая ими веселые голубые искры, по городу двинулись пассажирские трамваи. 300 вагонов пяти традиционных ленинградских маршрутов, и сегодня оставшихся почти такими же, какими были тогда, — 5-й, 7-й, 9-й, 10-й и 12-й.