Ленинград Довлатова. Исторический путеводитель - [13]

Шрифт
Интервал

Довлатов сразу привлек внимание студенческой компании не столько своими филологическими дарованиями, сколько необычайным обаянием, изысканной воспитанностью, дерзостью, демократизмом, ростом и потрясающей внешностью. Выдающийся филолог-германист Константин Азадовский вспоминает: «Мы учились на одном факультете, дружили. Он редко посещал занятия. Учеба его не интересовала, его интересовала жизнь». Довлатов был начитанным, сочинял стихи, но явный литературный талант в нем еще не проявился. Позже он писал: «Помимо литературы я жил интересами спорта, футбола. Нравился барышням из технических вузов. Литература пока не стала моим единственным занятием. Я уважал Евтушенко». Дошедшие до нас армейские стихи Довлатова начала 1960-х действительно напоминают Евтушенко характерной рифмовкой:

«Я умею танцевать танго,
И танцую я его ловко.
Только зря ты все глядишь, Таня,
Ты уж лучше пригласи Левку.
Вы, по-моему, вполне пара,
Он ведь парень боевой с Охты,
Ты, Танюша, пожалей парня,
Он давно уж по тебе сохнет».

Валерий Грубин. Фото из архива А. Арьева


Нервным центром филфака всегда считалась площадка лестницы второго этажа, где в те времена можно было курить, сплетничать и рассматривать поднимающихся по лестнице новичков и старожилов факультета. Сергей Довлатов сразу стал важнейшим актером этого бесконечного представления. Он знакомится с одной из самых ярких девушек факультета, русисткой Асей Пекуровской. Зимой 1959 года начался их роман, продлившийся год с небольшим и закончившийся сначала разрывом, а уже потом браком. Роковая любовь к Асе и к жизни не давала сконцентрироваться на науке. Как ни старались экзаменаторы, желавшие Сергею только добра, поставить ему положительную оценку не удавалось. В 1962 году он был отчислен и ушел в армию. После демобилизации Довлатов в 1966 году восстановился на филфаке, сначала на русском отделении, потом на отделении журналистики, но вскоре окончательно забросил учебу и диплома о высшем образовании так и не получил. К этому времени окончательно определился его главный жизненный интерес – литература. Это ремесло требовало не меньшей усидчивости и сосредоточенности, чем академические штудии, а учиться «ради бумажки» Довлатов не захотел.

Невский проспект

«Стоит ли говорить, что я вас не забыл и постоянно думав о Ленинграде. Хотите, перечислю вывески от «Баррикады» до «Титана»? Хотите, выведу проходными дворами от Разъезжее к Марата?»

С. Довлатов «Марш одиноких»

Определение Гоголя, назвавшего Невский проспект всеобщей коммуникацией Петербурга, и во времена Довлатова остается актуальным. Город спланирован неуклюже: у главного проспекта нет ни конкурентов, ни дублеров. Миновать его, добираясь с одного конца Ленинграда на другой, практически невозможно. Московскому выражению «внутри Садового кольца» в Петербурге соответствует лаконичное «на Невском». На Невском при жизни Довлатова появились четыре станции метро: в 1955-м запустили «красную линию», была открыта «Площадь Восстания», в 1963-м – «синюю», появился «Невский проспект», в 1967-м пустили «зеленую» ветку с «Маяковской» и «Гостиным двором».

Ленинград Довлатова – город, живущий изрядно потрепанным столичным прошлым. Ничего из построенного при большевиках и близко несравнимо с ансамблями Росси, модерном Дома Зингера и Елисеевского магазина. Горделивогорькое сознание минувшего величия особенно заметно именно на Невском. От Адмиралтейства до площади Восстания – всего три советских сооружения: 210-я школа, с напоминающей о блокаде надписью «Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна», Куйбышевский райком партии на углу Фонтанки (Невский пр., 68) и наземный павильон станции «Площадь Восстания».


Невский проспект у Адмиралтейства. 1960-е Фото Г. А. Вакурова


Послевоенный Ленинград был относительно опрятен. Летом – поливальные машины, зимой – снегоуборочные. Стремившиеся в Ленинград со всех концов России колхозники исправно выполняли дворницкую работу. В 1970-е годы пейзаж резко меняется, город все более неухожен и грязен, особенно новостройки. Во времена Довлатова – это Купчино, Гавань, Автово, Новая деревня, Площадь Мужества. Здесь огромные пустыри со свалками, пьяные лежат на тротуарах у дверей магазинов, парадные пропахли мочой. Но Невский по-прежнему холят и лелеют – это лицо города, правительственная трасса, по которой проносятся кортежи хозяев Смольного, Василия Толстикова и Григория Романова. Витрины вымыты, в универмагах и гастрономах регулярно выбрасывают дефицит. Здесь множество кинотеатров, рестораны и кафе. Невский всегда оставался своеобразной социально-топографической зоной свободы. С утра до позднего вечера на Невском толпа, метро закрывается в час ночи. Невский – подиум, променад, клуб, торжище. Здесь, как в Ноевом ковчеге, все представлено и перемешано – хиппи и уголовники, фарцовщики и страстные поклонницы симфонической музыки. Какие бы указания не шли из Смольного, граждане Невского проспекта всегда находят способ их обойти: носят одежду, которую не купить в советском магазине, читают запрещенные книги, слушают западную музыку, предаются свободной любви, верят в Бога, употребляют наркотики и дружат с иностранцами. Для нашего времени все это довольно скудно, но в Ленинграде ничего ярче нет и быть не может.


Еще от автора Лев Яковлевич Лурье
Петербург Достоевского. Исторический путеводитель

Путеводитель знакомит читателя с Петербургом Достоевского: историческими районами города, где с 1837-го по 1881 го ды жил писатель и где проживали герои почти всех его романов. Путеводитель состоит из 5 маршрутов, каждый из которых рассчитан на 2-3-часовую пешеходную экскурсию.


Петербург. Путеводитель «Афиши»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хищницы

«Серебряный век» стал для России временем нерешительных мужчин и роковых женщин. Ослабление воли правящего класса предреволюционной России привело к тому, что без всякого официально провозглашенного равноправия «русские амазонки» принимали все большее участие в политике и экономике, управляли мужчинами, а не подчинялись им. Героини этой книги сейчас практически забыты, но каждая в свое время была известна и сыграла в жизни России роковую роль.


Без Москвы

Петербург и Москва – два российских мегаполиса, бывшая и нынешняя столицы, соревнование между которыми не прекращается никогда. Книга посвящена описанию петербургской «самости», того, что делает жителей города непохожими ни на москвичей, ни на провинциалов. Действия книги охватывают век между 1912-м и 2012-м годами: между городом Александра Блока, Павла Милюкова и Тамары Карсавиной и местом, где живут Василий Кичеджи, Роман Широков и Сергей Шнуров. От акмеистов до хипстеров: обычаи, персонажи, трагедии и комедии города «славы и беды».


22 смерти, 63 версии

В книге 22 очерка о таинственных обстоятельствах ухода из жизни знаменитых в истории России государственных деятелей и людей литературы и искусства: Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Радищева, Петра Чайковского, Александра Блока, Саввы Морозова, Максима Горького, Владимира Ленина, Петра Врангеля, Сергея Кирова, Иосифа Сталина и других. События в книге охватывают период с 1584 по 1953 гг. Работа неакадемическая, в ней нет научного аппарата. Но автор старался по возможности учесть все важнейшие источники, принять во внимание различные, часто противоположные точки зрения.


Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Книга посвящена Ленинграду 1940–1960-х годов. Впервые сделана попытка собрать все источники — около сотни интервью очевидцев, судебные протоколы, воспоминания, разбросанные в Интернете. Неформатный Ленинград — город вольных поэтов и живописцев, политических смутьянов, модников и модниц, чудаков и эрудитов, опальных профессоров и подпольных дельцов. Город, неизвестный широкому читателю, даже петербуржцу.Для широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
Фёдор Черенков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мемуары

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.