Ленинград-34 - [6]

«Знакомые до боли места, однако. Так… вижу- хорошо, даже лучше, чем отлично (скорее всего, сказалась оптимизация рецепторов, заложенная в коде иновременцев). Слышу- наверное тоже не хуже, не проверишь же в этом гуле. Вплываем под арку. А, вот включилось и обоняние, тут, пожалуй, лучше бы притупить его: запахи махорки и семечек главенствовали (самые нетерпеливые уже закуривали). Уверенно детектировался деготь от сапог и, неожиданно, — легкий аромат „Красной Москвы“. Это, видимо, от моей соседки справа, продолжавшей держать меня за рукав. Под ногами зачавкал мокрый снег, почти уже стемнело (часа два пополудни?). Операцию мы с Олей планировали на 27-е ноября, подгружаемый образ моего сознания датирован 25-м, хотя надо бы, все-таки, выяснить дату и время поточнее».

Толпа вынесла нас на площадь Льва Толстого и быстро поредела. Ввиду почти полного отсутствия какого- либо транспорта, люди сразу двинулись во всех возможных направлениях.

— Ой, мальчики, так есть хочется, пошли на выборгскую фабрику-кухню- сказала моя спутница, заправляя выбившийся из под платка локон и почему-то с опаской взглянув на рыжеволосого.

— Мальчики? Какие мы тебе мальчики? Мы- без пяти минут инженеры! Совсем, Любка, в городе от рук отбилась. Ну погоди, я не посмотрю, что ты- сестра… — даже притопнул поношенным ботинком мой, как выяснилось, коллега.

— Ты… ты, Васька, — Люба аж задохнулась от возмущения (руки согнуты в локтях и прижаты к груди, локон вновь выбился из-под платка) — эти свои замашки брось, я, между прочим тоже скоро стану инженером.

— А что, и правда- самое время подкрепиться- решил я вмешаться в семейную сцену. Острое чувство голода, вдруг возникшее у меня, вызвало мгновенное головокружение.

— Ну ты, Алексей, даешь- два зеленых, как у сестры, глаза удивленно уставились на меня, — у нас через час смена начинается, да и мы ж вчера карточки в коммуну сдали.

«Так, блин, побольше молчи- за местного сойдешь».

— Ой, мальчики, а это правда, что скоро карточки отменят?

Помощь пришла вовремя, но на всякий случай делаю выражение лица- «никаких комментариев». Василий мельком взглянул на меня, не заметил никаких моих попыток вступить в разговор, приосанился (добрал солидности) и, проигнорировав «мальчиков», сообщил:

— Дело решённое, (даже его старый флотский бушлат, казалось, расправил морщины) сам слышал, что с нового года- добавил он приглушив голос.

— Хорошо бы, а может пойдем на «Люблю ли тебя?», через пять минут начало- Любе явно не хотелось расставаться (с братом?).

— Через час смена… Тридцать восьмой!.. Трамвай!.. Побежали!.. — вдруг заполошно закричал Василий и не оглядываясь припустил за медленно проезжавшим мимо нас двухвагонным трамваем.

Чмокаю Любу в щечку (разочарование на ее лице быстро сменяется изумлением) и спешу за своим товарищем.

«Надеюсь, что она не восприняла мой порыв как предложение руки и сердца. Вот-вот, порыв. Похоже, молодые гормоны взыграли. Холоднокровней надо, жить мне тут осталось максимум- неделя (вроде бы к такому решению мы с Олей пришли), а дел- минимум на месяц».

«А трамвай, тот еще быстрый олень (скорость не более десяти километров в час), мчится, постукивая на стыках, в сторону Петропавловской крепости. На подножках дверей с обеих сторон висят экономные пассажиры. Вася прилип к заднему торцу вагона с трудом уместив свои ступни на поперечной балке на высоте нескольких сантиметров от рельсов, а правой рукой ухватился за зеркало заднего вида. Понятно… симметричная позиция слева- вакантна, хватаюсь левой рукой за держатель зеркала, ноги просовываю в щель между обшивкой трамвая и той же балкой и заглядываю через стекло внутрь вагона. Передо мной пустующее место вагоновожатого (ну правильно он сейчас в передней кабине первого вагона) и далее полупустой салон. Хотел было спросить почему бы не поехать внутри, но тут, наконец-то, рассудок взял верх над порывом и я принялся методично свободной правой рукой инспектировать карманы. Так, никаких денег не обнаружилось от слова совсем, что полностью объясняет мой нынешний способ передвижения. За то нашелся комсомольский билет на имя Чаганова Алексея Сергеевича 1913 года рождения и две сложенные бумажки в нем, развернуть которые, впрочем, одной рукой не удалось.»

«Каменноостровский проспект, при ближайшем рассмотрении табличек на домах оказавшийся улицей Красных Зорь, перекресток с Пушкарской улицей- все вполне узнаваемо. Еще более интересно смотреть на людей, как одеты, как ведут себя. Стою, смотрю во все глаза по сторонам. А жизнь-то налаживается. Судя по всему у меня будет и стол и кров (должны же покормить работника в обеденный перерыв, чай не при капитализме живем), ну а завтра с утра двину в справочное бюро (только что одно, стоящее у остановки, миновали) и начну обходить намеченых „прогрессоров“. Буду исходить из того, что мне отпущено семь суток. Именно суток, а не дней, как было и у иновременцев (вселенец в меня не спал совсем). Попробовал на себе- в течении двух суток не спал и не хотелось, работоспособность- высокая. А где двое суток, там и неделя, надеюсь. Вот чего не успели попробовать, так это откат в предыдущее сознание, но всего не проверишь. Хотя если у них вышло, то и у нас получится- код-то тот же самый».