— Что-то я не слыхивал о нашей типографии в Нижнем в пятом годе, где ты работал. — Бакаев грозно сдвинул седые кустистые брови. — Да и в 12-м тебя арестовали за «оседлость», а не за подпольную работу. Много вас таких шустрых поразвелось в последнее время. Буду за тобой приглядывать.
«Тогда только перевод в Москву спас меня от этого горлопана.»
«Ничего не сказал я Авелю, но с тех пор стал ежедневно отслеживать рапорта наружки по Бакаеву и регулярно проглядывать дело „Свояки“ (оперативное дело по зиновьевцам). С тех пор была зафиксирована лишь одна подозрительная его поездка в Ленинград, когда не были опознаны люди, с которыми Бакаев встречался. Но места встреч- самые обычные, деловые: Электросила, ЛЭТИ. Он ведь энергетиком работает в Москве»
Зазвонил телефон.
— Медведь на линии- раздался ровный голос секретаря.
«Вот так неделю назад пятилетний сын Гарик сидел у меня на коленях в домашнем кабинете и услышав, что медведь на линии, замер с открытым ртом. Пришлось отвечать: подождите, медведь, не орите, говорите чего вы хотите.»
— Соединяйте.
— Товарищ нарком, докладываю- в трубке раздался встревоженный, с едва уловимым польским акцентом, голос начальника управления НКВД по Ленинградской области. — Десять минут назад в 16:30 в Смольном стреляли в товарища Кирова.
Я мгновенно взмок.
— Стрелял член партии Леонид Николаев, находившийся рядом местный работник Алексей Чаганов вступил в борьбу с ним и закрыл товарища Кирова от выстрела, но сам получил огнестрельное ранение в голову. Товарищ Киров не пострадал и находится в своем кабинете, Чаганов отправлен в больницу, Николаев задержан, у него сломана челюсть.
В кабинете раздался звонок «вертушки».
«Началось!»
— Ягода слушает. — Хриплый голос выдал мое волнение.
— Вас вызывает товарищ Сталин. На 17:30- раздался ровный голос Поскребышева (секретаря Сталина).
— Понял. Буду.
Поскребышев бросил трубку.
«М-да, ни здравствуй, ни прощай. Сталину подражает…, возомнил, бл…, о себе.»
Кладу трубку «вертушки».
— Ну что, Филипп Демьяныч, вы слышали, я спешу. Поздравляю вас и вашего сотрудника с предотвращением теракта. Вы понимаете, конечно, что предстоят многочисленные проверки, надеюсь и с документацией у вас все будет в порядке. Доклад каждые два часа!
«Представляю как вытянулась у него физиономия. (Медведь внешне был похож на Дзержинского, носил такие же усы и бородку). Ловко я превратил местного работника в его сотрудника, ну да и сам он не маленький, для него в первую очередь необходимо, чтобы это был его сотрудник.»
Москва, Кремль, кабинет Сталина.
1 декабря, 1934 г., 17:25.
Сталин.
— Так выходит, Мироныч, комсомолец грудью закрыл советскую власть от выстрела члена партии…
— Ну, положим, он меня закрыл, а не советскую власть- на том конце провода раздался тяжелый вздох.
— Ты для него- советская власть и ради нее парень не пожалел жизни. Как он себя чувствует?
— Отвезли его в нашу свердловскую больницу.
«Нашу… Как Зиновьев устроил для себя и своих приближенных „закрытую“ больницу, так за восемь лет у товарища Кирова руки не дошли исправить это…»
— Я поговорил с профессором Лангом. С его слов, пуля прошла по касательной, задев правое плечо и голову. Сильная кантузия. Он без сознания. Доктора никаких прогнозов не делают, говорят, что голова- дело темное.
Молотов, сидевший за длинным совещательным столом первым справа, согласно кивнул своей лобастой головой. Потянул из бокового кармана элегантного темно-коричневого в полоску пиджака носовой платок и принялся неторопливо протирать, упавшее с носа, пенсне. Его тяжелый подбородок упёрся в изящно завязанный черный в белый горошек галстук, карие глаза близоруко прищурены. Рядом с ним Клим Ворошилов, как всегда чисто выбритый, в отутюженой гимнастерке с четырьмя орденами Красного Знамени, застывшим взглядом выцеливает невидимого врага. Его взгляд, однако, упирается в сидящего напротив Лазаря Кагановича, неопрятная мятая военная форма которого, без знаков различия, выглядит как насмешка над военной службой. Он сидит вполоборота, вытянув голову и стараясь не упустить ни слова из рассказа Кирова, как бы нависая над Андреем Ждановым, самым молодым участником встречи, полувоенный френч которого ничем не отличается от десятков и сотен своих близнецов в Кремле.
«Приуныли? Испугались? Нет, не похоже, скорее не ожидали столь быстрого и жесткого ответа на только первые, мало кому видимые, признаки нового курса. Растерялись? Возможно. В моей пятерке есть разные люди: Каганович и Ворошилов- простые исполнители, обеспечивающие большинство при голосовании в Политбюро; Киров и Молотов, также члены Политбюро- хорошие организаторы, творчески подходящие к решению поставленных задач (Киров к тому же хороший оратор, журналист), но по большому счету, они тоже ведомые. Единственный, кто действительно может стать лидером- это молодой секретарь ЦК Андрей Жданов. Умный, образованный, пожалуй один из немногих партийных руководителей, не считая Кирова, кто в текучке повседневной работы находит время на чтение книг. Не из примазавшихся, убежденный коммунист. Правда, ему еще не хватает авторитета в партии. Ленинград может стать для него хорошей школой и отличной возможностью проявить себя. Ну, а Киров мне нужен здесь, в Москве. Надо ускорять работу над новой конституцией, Авель явно не справляется, а может и просто саботирует: за полгода ничего не сделано. Ладно об этом потом, а сейчас надо поднимать дух у соратников, как раз занятие для „простого бакинского пропагандиста“».
