Ленин. Социально-теоретическая реконструкция - [19]
При изучении писем Ульянова, написанных в это время, однозначно выясняется, что в центре его интересов тогда находились новые места, новые люди, по-прежнему семья и, конечно, книги, главным образом по истории, экономике и статистике. После многих недель пути, приближаясь к месту ссылки, он писал семье: «Я — в село Шушенское… Это — большое село (более полутора тысяч жителей), с волостным правлением, квартирой земского заседателя (чин, соответствующий нашему становому, но с более обширными полномочиями), школой и т. д. Лежит оно на правом берегу Енисея, в 56 верстах к югу от Минусинска». До Минусинска придется ехать пароходом. Друзей Ульянова, Кржижановского с Базилем отправили в другой населенный пункт, в село Тесинское. В другом отношении позже он еще обрадуется тому, что оказался вдалеке от других ссыльных. Окрестности Красноярска напомнили Владимиру Ильичу «не то Жигули, не то виды Швейцарии», и в том же письме он с радостью сообщает семье, что сумел достать книги по статистике для занятий. Далее он шутливо предложил брату Дмитрию приехать в Шушенское, где можно будет вместе поохотиться, «если только Сибири удастся сделать из меня охотника».[144]
Почти в каждом письме Владимир Ильич оповещает родных об интересных прочитанных книгах или о том, какие книги ему непременно нужны. Например, 10 декабря 1897 г. он писал Анюте из Шушенского в Москву: «Читаю я сейчас Labriola, Essais sur la conception materialiste de Vhistoire. Чрезвычайно дельная и интересная вещь… Разумеется, годна для перевода лишь 2-я часть, да и та не целиком… Но выпуски… не отнимут значения у этой чрезвычайно умной защиты «нашей доктрины” (выражение Лабриола)».[145] Конечно, Владимир Ильич старается здесь обмануть цензуру, на самом деле речь идет о защите марксизма. Знакомство с этой книгой пригодилось Ульянову при написании статьи против народнических «бюрократических и фискальных утопий», которая была опубликована год спустя в одном из петербургских сборников.[146]
Уже в самом первом письме из Шушенского (18 мая 1897 г.) Ульянов писал матери и сестре Марии о «художественных красотах» сельских окрестностей, где, «видимо, недурная охота».[147] В его письмах все чаще появляется имя любимой девушки, Надежды Константиновны Крупской, которую арестовали по тому же делу, что и Ульянова, но гораздо позже, 12 августа 1896 г. В письмах из Шуши от 10 и 21 декабря, адресованных матери, Маняше и Анюте, Владимир Ильич, интересуясь возможностью достать книги Сен-Симона, Маркса и Энгельса, сообщил родным, что Надежда Константиновна, может быть, вскоре приедет к нему, так как она попросила заменить ей ссылку в северные губернии на Минусинский округ.[148]
Наконец, в письме от 10 мая 1898 г. он известил мать о прибытии Надежды Константиновны: «Приехали ко мне наконец, дорогая мамочка, и гости. Приехали они седьмого мая вечером, и как раз ухитрился я именно в этот день уехать на охоту, так что они меня не застали дома… Про меня же Елизавета Васильевна сказала: «Эк Вас разнесло!” — отзыв, как видишь, такой, что лучше и не надо!» Сразу же начались и приготовления к свадьбе, поскольку немедленная свадьба была условием данного Н. К. Крупской разрешения отбывать ссылку в Шушенском. Владимир Ильич хотел, чтобы все семья приехала к нему в Сибирь, но это была скорее романтическая мечта: «Да, Анюта спрашивала меня, кого я приглашаю на свадьбу: приглашаю всех вас, только не знаю уж, не по телеграфу ли лучше послать приглашение!! Н.К., как ты знаешь, поставили трагикомическое условие: если не вступит немедленно (sic!) в брак, то назад в Уфу. Я вовсе не расположен допускать сие, и потому мы уже начинаем «хлопоты”…, чтобы успеть обвенчаться до поста (до петровок)… Приглашаю тесинцев (они уже пишут, что ведь свидетелей-то мне надо) — надеюсь, что их пустят».[149] Последнее предложение — указание на уже, можно сказать, старых ссыльных друзей. Из следующего письма, помеченного 7 июня, выясняется, что из-за бюрократических препятствий свадьба откладывается до июля. (Она состоялась 10 июля в шушенской церкви). Владимир Ильич попробовал уговорить мать приехать к нему, но предупредил ее: мать Н. К. Крупской опасается, что многодневная поездка будет чересчур утомительна.[150] В конце концов Марии Александровне было тогда уже 63 года.
В переписке Ульянова даже бытовые проблемы оказываются связаны друг с другом. Поднимая тот или иной вопрос, описывая матери или сестрам свои повседневные заботы, он умел одновременно многое сказать об атмосфере и обычаях того времени. Найдя подходящего собеседника, Ульянов мог обмениваться мыслями по любым жизненным проблемам. Это была странная способность, которая, однако, свидетельствовала о том, что для него было характерно свободное, не обремененное никакими «комплексами» духовное общение. Его интересовали «все мелочи жизни» от жалования домашней прислуги в Швейцарии до жилищных условий, от охоты до привычек друзей.
