Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей - [22]

Рабочий Совет как государственный аппарат — это и есть государство как орудие классовой борьбы пролетариата. Из того факта, что пролетариат подавляет классовое господство буржуазии и стремится создать бесклассовое общество, недиалектическая — и потому внеисторичная и нереволюционная — теория оппортунизма сделала вывод, что пролетариат, подавляя классовое господство буржуазии, должен устранить любое классовое господство, что поэтому формы его собственного господства ни при каких обстоятельствах не должны стать органами классового господства, классового подавления. Эта коренная установка, если подходить к ней абстрактно, представляет собой утопию, ибо такого рода господства пролетариата никогда практически не может быть. Но если подойти к ней конкретнее и применить к современности, она означает идеологическую капитуляцию перед буржуазией. Наиболее развитая форма господства буржуазии — демократия — расценивается этой концепцией по меньшей мере как предшествующая форма пролетарской демократии, а по большей мере — как сама пролетарская демократия, в которой следует лишь — посредством мирной агитации — заботиться о том, чтобы большинство населения было завоевано на сторону "идеалов" социал-демократии. Таким образом, оказывается, что переход от буржуазной демократии к пролетарской демократии не обязательно совершается революционным путем. Революционным остается лишь переход от отсталых государственных форм к демократии, и при некоторых обстоятельствах возникает необходимость революционной защиты демократии от реакции. (Насколько неверно и контрреволюционно такое механическое расчленение пролетарской и буржуазной революции, видно практически из того, что социал-демократия нигде не оказывает серьезного сопротивления фашистской реакции и не защищает демократию революционными средствами.)

Следствие подобных воззрений состоит не только в том, что революция устраняется из процесса исторического развития, каковой предстает благодаря всякого рода грубо или тонко сконструированным смещениям как процесс "врастания" в социализм; их назначение состоит также в том, чтобы затемнить в сознании пролетариата классовый характер буржуазной демократии. И отправная точка этого обмана находится в недиалектически толкуемом понятии большинства. Поскольку именно господство рабочего класса по самой сути своей представляет интересы подавляющего большинства населения, у многих рабочих очень легко возникает иллюзия, будто некая чистая, формальная демократия, при которой в равной мере учитывается голос каждого гражданина государства, может послужить наиболее подходящим инструментом, чтобы выражать и представлять интересы совокупной общности всего населения. Но при этом упускается из вида всего лишь — всего лишь! — мелочь, а именно то, что люди — это отнюдь не абстрактные индивидуумы, не абстрактные атомы некоего государственного целого, а — все без исключения — конкретные люди, занимающие определенное место в общественном производстве, чье общественное бытие (и опосредованное им мышление и т. д.) определяется исходя из этого их положения. Чистая демократия буржуазного общества исключает как раз это опосредование: она непосредственно связывает взятого как такового абстрактного индивидуума с государственным целым (которое в этом контексте выступает столь же абстрактным). Таков основной характер буржуазной демократии, и уже благодаря этому формальному характеру буржуазное общество оказывается политически распыленным. И это означает не только явное преимущество для буржуазии, но и создает как раз решающую предпосылку ее классового господства.

Ибо нет такого классового господства (хотя любое из них построено в конечном счете на насилии), которое могло бы долго держаться только посредством насилия. Как сказал еще Талейран, "штыками можно начать все, что угодно, на них нельзя только сесть". Другими словами, господство меньшинства всегда было организовано в социальном отношении таким образом, чтобы это обеспечивало концентрацию господствующего класса, позволяло ему выступать единым и сомкнутым и в то же время дезорганизовывало и раскалывало угнетенные классы. Что же касается такого господства меньшинства, как господство современной буржуазии, то нужно всегда иметь в виду, что значительное большинство населения не принадлежит ни к одному из классов, играющих решающую роль в классовой борьбе: ни к пролетариату, ни к буржуазии; что в силу этого социальная, классовая функция, которую выполняет "чистая" демократия, состоит в том, чтобы обеспечивать буржуазии руководство этими промежуточными слоями. (Разумеется, сюда относится и идеологическая дезорганизация пролетариата. Чем дольше существует демократия в той или иной стране, чем чище формы, до которых она развилась, тем сильнее эта дезорганизация, как это яснее всего видно в Англии и Америке.) Конечно, для достижения этой цели одной политической демократии такого рода явно недостаточно. Она составляет лишь политическую вершину общественной системы, другими звеньями которой являются идеологическое расчленение экономики и политики, создание бюрократического государственного аппарата, который материально и морально заинтересовывает значительные части мелкой буржуазии в прочности государства, буржуазная партийная система, пресса, школа, религия и т. д. При этом более или менее сознательном разделении труда все они преследуют одну цель: помешать формированию среди угнетенных классов населения самостоятельной, выражающей собственные классовые интересы идеологии; связать отдельных представителей этих классов, взятых обособленно, как индивидуумов, как "граждан государства", с абстрактным — возвышающимся над классами — государством; дезорганизовать эти классы как классы, распылить их, превратив в легко управляемые буржуазией атомы.