Ленин и Сталин в творчестве народов СССР - [14]

Никита Гурьянов и Стешка чуточку припоздали. Виноват в этом оказался Никита. Года два тому назад, когда он был в Москве на совещании «мастеров земли», он вместе со всеми заседал в Малом зале Кремля. И теперь, несмотря на то, что распорядители совещания направили их в Большой Кремлевский дворец, несмотря на это, Никита тянул Стешку в Малый зал.

— Там же. Чай, я знаю. Что мне впервой, что ль?.. Обманывает Москва. Она такая. Ей не верь.

И, поплутав, они вошли в Большой Кремлевский дворец в то время, когда зал уже ревел от рукоплесканий. Зал был настолько огромен, что Никита, войдя в него, сжался, посмотрел кругом — и люди, сидящие на балконе, показались ему куколками. А людей было так много, что он даже пробормотал:

— Вся Расея собралась.

И сам зааплодировал, увидев Сталина.

Что было потом — он хорошо не помнит. Он лез вперед, кричал до хрипоты, не стесняясь, рукавом нового пестренького пиджачка смахивая слезы, и аплодировал Сталину, Молотову, Кагановичу, Калинину… и аплодировал даже тогда, когда председательствующий возвестил, что в президиум предлагается избрать Никиту Семеновича Гурьянова, мастера земли, представителя колхоза «Бруски».

— Тебя выбирают, Никита, а ты аплодируешь, — сказала Стешка.

— А-а-а! Что ж, стало быть, достоин, — и не дожидаясь, когда его вызовут, направился в президиум.

Он шел неторопко, вразвалку, но на полпути остановился: председательствующий объявил, что «в президиум предлагается избрать Степаниду Степановну Огневу, лучшую трактористку Союза».

— Ого! — сказал Никита и поманил к себе Стешку: — И тебя туды же. Пойдем.

— Погоди, Никита Семеныч. Позовут.

— А чего годить. Раз выбрали — пойдем, а то всё расхватают.

И верно, не успела Стешка сделать и нескольких шагов, как места за столом в президиуме были заняты.

— Ну, вот, — поднимаясь по лестнице на сцену, ворчал Никита. — Говорил тебе, пойдем. Тут народ такой: живо первейшие места захватят, а тебе — задворки.

Стешке досталось место в самом последнем ряду. Она присела на крайний стул и, оглянувшись, увидела, что сидит в этом ряду одна, и ей стало неловко: ей показалось, что весь зал, все эти семь тысяч человек смотрят на нее, и ей захотелось смешаться с людьми, скрыться, но скрыться было некуда и она согнулась, прячась за спины сидящих впереди нее членов президиума. Временами она забывалась, но потом снова начинала беспокоиться, прятаться за спины.

А Никита действовал.

— Тут как на пустыре, — сказал он и пошел в первый ряд.

Как только Никита приблизился к столу, его подхватил под руку Сергей Петрович Подклетнов и подвел к Сталину.

— Вот наш мастер земли.

— А-а-а. Знаю. Никита Семеныч, — Сталин быстро встал, крепко пожал руку Никите и уступил ему стул. — Садитесь, садитесь, — проговорил он и чуть не силой усадил Никиту.

— Да я… Да я ведь, Иосиф Виссарионович, — отчество Сталина ему выговорить было трудно, он всю дорог твердил его и теперь вышло хорошо. — Я ведь… ноги-то у меня хожены: и постоять могу… Ну, — Никита посмотрел в лицо Сталину, — да ведь ты хозяин всей нашей страны. Тебе найдут, где сесть.

— Оно верно, — и Сталин улыбнулся.

Стул, действительно, будто вынырнул из воздуха. И когда Сталин присел, Никита проговорил:

— Ну, что ж? Я сам-сорок смахнул. Тебе слово дал смахнуть — сам-тридцать, а смахнул сам-сорок.

— Да ну-у! Сам-сорок?

— Вот этими лапами, — Никита положил на стол большие, узластые руки и, как бы гордясь, пристукнул ими. — Сам-сорок, значит. Ты проиграл, — чуть погодя добавил он.

— Почему я проиграл? — Сталин прищурил глаза, и Никита увидел, как в его глазах мелькнули огоньки.

«Этого на мякине не проведешь», — решил он и заторопился:

— А потому проиграл, что — сомнение было? Было. А теперь награду мне давай, — неожиданно даже для себя выпалил он. — Ты награду мне давай. А то как же? Приеду, ребята спросят, где награда. Фик им покажу.

— Сам возьми награду, Никита Семеныч: ты хозяин.

— Это то есть как — я хозяин? Вот еще.

— Заработал — возьми. Никита некоторое время думал.

— Это так! А ты благословляешь? Без твоего благословения награда — не награда.

— Обеими руками — и Сталин снова улыбнулся, затем, сдерживая смех, спросил: — Ну, а как — помирился с Епихой Чанцевым?

— А ты его знаешь?.Это… безногий у нас… безногий, а башка, право слово. Он, Епиха, у нас с тузом в башке. Как пойдет, так тузом кроет. Откуда его знаешь?

— А как же не знать? Если тебя не знать, Епиху Чакцева не знать, других таких же не знать, то ведь дела пойдут плохо. Так ведь?

Никита чуточку опешил и пристально посмотрел на Сталина.

— Оно так. А ты вон какой, — он говорил, увиливая, уходя от вопроса, стараясь замять дела с перегноем. — Значит, глаз у тебя большой? На всю страну? Вот это да-а… А за Епихой послать бы. У него ноги закорючкой, передвижка ему во вред. А ты за ним аэроплан бы. Что, может, дорого?

— Вот это хорошо. Вспомнил. Это хорошо, — и Сталин, повернувшись, сказал какому-то человеку: — Пошлите аэроплан. Чтобы Епиху Чанцева сюда доставили.

— Во, во, — обрадовался Никита. — И подлечить, может, его тут придется. Эх, ноги бы ему вставить — рысак, а не человек был бы. Безногий — и то покою себе не знает.