Лена и ее любовь - [31]

— Есть!

В крысу-мамашу Марлис плюнула первой. Остальные — за ней, но этим не удовлетворились. И начали для пробы плеваться в лицо, и Юлиусу, и куклам тоже.

— Перестаньте, — сказал Юлиус и принялся вытирать кукол.

— Перестаньте! — сказала Марлис и принялась вытирать Юлиуса.

— Давайте лучше поиграем в дочки-матери! — воскликнула Зайка, увидев, как Марлис перебирает волосы на голове у Юлиуса, но трое мальчишек ее высмеяли. А один схватил Хельму за платье, сшитое из простыни и выкрашенное коричневой краской. Тут уж кокетничать ей расхотелось.

— Перестань, — укорила его Марлис.

— Доска стиральная! — взъярился мальчишка. — Ты хоть бантик прицепи, чтобы все знали, где у тебя перед!

Пошарил обеими руками по карманам и вытащил складной ножик. Открыл — закрыл, туда — сюда, и с каждым разом все опаснее. Белесый солнечный свет достигал деревянных перил через тонкий слой облаков. К вечеру пойдет дождь, или даже раньше. О синем небе последних четырнадцати дней напоминала теперь только синяя лента в зайкиных светлых волосах, та лента, которую иногда брал и Юлиус, потому что хотел быть светленьким. Зайкой он хотел быть. А Зайка, озабоченно сложив губы, забрала кукол с Юлиусовых колен и опять усадила в тележку. А Хельма сказала, мол, на сегодня хватит, и взялась за длинную ручку. Конец ее был плотно обмотан шерстяной ниткой. Марлис уныло пнула заднее колесо. Мальчишкам не хотелось, чтобы девочки ушли, ладно уж, что они девочки. Юлиус — его не считали — уперся одной ступней в другую, чтоб держаться потверже, коли он сюда затесался.

— Пойдем, Юлиус, — скомандовала Марлис.

Девочки пошли. Он робко двинулся следом.

И тут средний из мальчишек, промчавшись мимо, взобрался в конце мостика на перила и крикнул:

— Кто досюда добежит, тот и мужчина!

Девочки остановили тележку.

— Там еще откос под тобой, — бросила Марлис, задрав нос повыше. — Там совсем и не опасно, тупица!

Она носила тяжелую ярко-красную вязаную юбку, бывшую отцовой жакеткой до тех пор, пока ее не распустили и не перевязали на круглых спицах. Остаток шерсти пошел на обмотку тележкиной рукояти. В этой юбке Марлис выглядела взрослее. Шерстяные нитки, немало повидав на своем веку, кусали и взбадривали кожу, а девочке прибавляли веса.

— Кто досюда добежит, тот и мужчина! — снова заорал мальчишка, сделал два шажка и спрыгнул. Прямо под ноги Юлиусу. — Давай, Юлия, — дразнился он писклявым голосом, — покажи, что ты мужчина, пока мы сами не проверили.

Зайка ударилась в слезы. Это почти всегда помогало. «Не лезьте к маленькой, не надо маленькой плакать», — говорили обычно взрослые. Но здесь не помогло. Здесь взрослых не было. Тогда Зайка вытащила из тележки куклу Марту, как будто и та сейчас разрыдается. Марлис глянула на мальчишек утомленным взглядом, откинула назад густую прядь волос. И стала похожа на всклокоченную мокрую кисточку для бритья. Тринадцатилетняя Хельма, опустив руки, плевала на землю. Поначалу мальчишки изучающе на них смотрели. Но потом опять стали подзадоривать Юлиуса, ведь он единственный стоял просто так.

— Ну, что? Давай!

Задрав одну ногу на перила, Юлиус разревелся не хуже Зайки, хотя никогда и не думал, что Зайкина шкура окажется такой ничтожной. Перед глазами мелькнул замок на воде. Одна нога вверху, другая внизу — он застыл, как вкопанный.

— Что такое? — взревел мальчишка с ножиком. — Ты хочешь пи-пи?

А Юлиус следил за Марлис, как та резко развернулась и побежала на другой конец мостика. Теперь замок выглядел по-иному: на переднем плане красуется его Марлис и что-то выкрикивает. И расстояние до нее не больше двенадцати шагов.

— Эге! — возгласила она, высвобождая босые ноги из тяжелых черных солдатских ботинок. В мыски заталкивали газету, чтобы были не так велики.

— Смотрите сюда! — и Марлис верхом уселась на перила, руки скрылись за спиной. Подняла ногу, другую ногу и одним движением поднялась. С согнутыми коленями помедлила, свела на деревяшке грязные пятки, раскинула крыльями руки и поймала равновесие. На счастье, дождя не было две недели, ведь перила-то — деревянные.

— Тебе бы в цирке выступать, — заметил старший из мальчишек едва ли не ласково.

Легко подхватив красную юбку, Марлис исполнила книксен. И это Юлиус запомнил на всю оставшуюся жизнь. Какая легкость, какая легкость в нелегкий час! Ее лодыжки блестели, и Юлиус ничего не сказал, опустил обе свои ноги на землю и пригладил темные локоны. «Юбка красивая, — подумал он. — Мне бы она тоже очень пошла».

— Ну же, говори! — крикнула Марлис.

— А что говорить? — залепетал Юлиус.

— Что? Приди в мои объятья!

Юлиус передернул плечами.

— Скажи: приди в мои объятья — и тогда я приду! Я приду! — выкрикивала Марлис.

— Приди… — проблеял Юлиус, все быстрее подергивая плечами, будто сверху лилась ледяная струя.

— Нет, мне надо до конца! Давай, говори!

— Приди в мои объятья… — призвал он шепотом, и она пошла. В красной своей юбке пошла к нему, становясь все меньше и меньше. Оптический обман — из-за Юлиусова смятения. «Юбка слишком жаркая для такой погоды, — успел подумать он, — но держаться помогает. Ей только дойти, я ее сразу возьму на руки и посажу на плечи. Мы всегда будем вместе!»